У Паши по пухлым, розовым щекам катились слезинки.
— Ладно, — мягко сказала Ольга, — на чистку канав пришлю две бригады, они живо приведут их в порядок. Вели выправить начатые штабеля, следи внимательно. Главное, чтобы таскали не сырой, а сухой… Да гляди, чтобы при переходах не завалили устья картовых канав, мостки хорошие устрой.
— У нас там есть жерди, — повеселев, сказала Казнакова.
— Не годится! И ходить по ним трудно. Из досок сколотим мостки.
— Где доски?
— Подвезем на вагонетках к разъезду, а ты со своими канавщицами и положи их хорошенько. Понятно, Паша? — заметив улыбку на губах техника, спросила Тарутина и сама улыбнулась. — Не сердись на меня! Я обязана следить за порядком на поле.
— Я и не сержусь, — вновь покраснев, ответила Казнакова.
— Ну, будь здорова! Я еще сегодня заверну к тебе на обратном пути.
Перейдя по бревну через валовую канаву, Ольга вышла на карты техника Матвеевой. Кладка штабелей здесь была начата правильно, и только углы… Взглянув на них, она обратилась к бригадиру:
— Настасья Петровна, тебе не совестно?
— Чего это? — отозвалась Черняева, статная и красивая женщина.
— Посмотри, что у тебя за углы! Как кладешь! Пятнадцать лет на торфу, а кладешь штабеля…
— Не умею, — призналась Черняева, — понимаешь, не умею. Ни я и никто из моих девочек. Ну прямо беда! Даже стыдно, Оля! Сами видим, что нехорошо, а в руках никакой ловкости. Поставь нас на какую хочешь работу, хоть на цапковку, хоть на змейки или клетки…
— Да и на носку торфа! — подхватили девушки.
— Вот-вот, нигде не подгадит моя бригада! — подхватила горячо Черняева. — Это ты сама знаешь. А на углах срамлюсь. Срамлюсь, и тебя, милая, подвожу. Думаю, пройдут начальники нашим полем, увидят мои развалившиеся штабеля и скажут: «Поставили девушку начальницей, вот и развалились штабеля». Обидно мне от этого, Оля. Как друга прошу, как бывшую бригадиршу, переведи мою бригаду на другую работу. Не хочу я иметь дело с окаянными углами, пропади они пропадом, чтоб я их и не видела.
Ольга слушала и чуть улыбалась. И когда Черняева кончила, она сказала:
— Никуда я тебя, Настасья Петровна, не переведу. Возьму из хорошей бригады угольщиц и пришлю их тебе. Пусть кладут, а вы корзины с торфом носите. Да и твои девушки научатся от них углы класть. Дело-то у вас общее, лишь бы толк вышел.
— Знамо, общее! — подхватили девушки.
— Выйдет и толк! — воскликнула обрадованно Черняева. — Оля, какая ты умница у нас! Простая торфяница, а так глазасто подмечаешь все! У нас Волдырин никогда ничего не замечал…
— Замечал, да у нас, а не на поле! — крикнула одна из торфяниц.
Девушки рассмеялись.
— Рано хвалишь, — смущенно ответила Тарутина. — Я только-только начинаю управлять полем… Смотри не перехвали!
— Видно, как говорят, молодца по походке, а торфяницу по ухватке!
— Посмотрю, Настасья Петровна, что ты обо мне скажешь, когда я тебе брак запишу, — улыбаясь и поглядывая на девушек, сказала серьезно Тарутина.
— Правильно определишь — никогда не обижусь, а коль неправильно — обижусь. Обязательно обижусь! И в глаза тебе об этом скажу. Уж такие мы, рязанские. Сама, чай, знаешь.
— Ладно, Настасья Петровна. Я знаю тебя, а поэтому и люблю, — сказала Ольга и задумалась. — А вот о чем хотела поговорить с тобой…
— Что ж, давай поговори.
— От работы не хочется отвлекать тебя!
Ольга поглядела на девушек, стоящих с корзинами торфа. Штабелевщицы стали принимать корзины и укладывать куски торфа в штабель.
— Так ты же про дело ведь будешь говорить?
— Да, Петровна, — ответила Ольга и, зная, что Черняева любит поболтать и за этим занятием забудет о работе, предложила: — Будем беседовать за делом — ты торф клади на стену, а я буду класть его на углы. Я постараюсь выправить их, благо они у вас только начаты. Вот и я поработаю с тобой.
Настасья Петровна улыбнулась.
— Что ж, начальница, тогда потолкуем, как говорится, по-деловому.
Ольга приняла у девушки корзину с торфом, осторожно высыпала ее и стала возводить углы, выправляя их. Подошли с торфом еще несколько девушек. Торф от них приняли штабелевщицы. Девушки, принимая пустые корзины, смотрели на Тарутину, дружески улыбались ей, кивали головами, приветствуя. Когда они, вскинув пустые корзины на плечи, пошли за торфом, Тарутина, укрепляя углы штабеля, сказала:
— Не нравится до смерти работа по старинке. Все горбом да горбом ее двигаем. А надо бы облегчить ее, хотя бы маленько. Вот штабелевку возьми. Весь день, от зари до зари, с корзинами на спине горбимся. А отчего? Мало об этом думаем. В этом и беда наша.