— Вот как, милая, надо работать!
Видя, что Козлова задержалась на змейках, Ольга приветливо махнула ей рукой и зашагала дальше. Шел третий час дня, а она с пяти часов утра в поле, изрядно проголодалась и устала от ходьбы по картам своего поля, от разговоров с торфяницами, техниками и бригадирами, да и от невыносимой жары. Временами, когда она была одна в пути, ее клонило ко сну.
Ольга шла по хорошо протоптанной тропке, бежавшей вдоль валовой канавы. По обочинам росла буйная ярко-зеленая трава, пестревшая то бело-желтыми цветами ромашки, то синими колокольчиками, то золотистой сурепкой, то малиновыми шарами клевера. Местами трава была до того густа и высока, что тропа терялась в ней. Ольга шагала прямо, и трава шумела под ногами. Пыльца золотистой дымкой садилась на сапоги. Из-под ног прыгали кузнечики, разноцветные бабочки огоньками мелькали впереди. Изредка из зарослей канав выпархивали дикие утки. Пахло мятой, цветами, пряно-горьковатой сыростью. Ольга сорвала несколько колокольчиков и вспомнила Павлова.
Думая то о Павлове, который вот уже больше двух недель не показывался на участке, то о своей работе, большой и ответственной, Ольга не заметила, как подошла к узкоколейке, по которой только что, лязгая буферами, пробежал поезд. Позади него в нескольких местах от упавших из трубы паровоза искр задымился торф. Ольга увидела, как сидевшие на насыпи женщины быстро побежали к очагам пожара. Они в одно мгновение погасили огонь. Женщины эти были специально для того и расставлены вдоль полотна железной дороги, чтобы охранять торф от паровозных искр.
Ольга вышла на железную дорогу почти у самого поселка. В одном водоеме купались мальчишки. Они так шумели и возились в нем, что коричневая вода бурлила и сверкала гребнями желтой пены, летели фонтаны брызг. Плававшие здесь же утки и гуси громко крякали, хлопая крыльями по воде.
Ольга невольно остановилась. Вспомнилось детство, купанье в Оке, шалости и озорство. Поглядев на ребятишек, она покачала головой и пошла дальше. У разрушенного штабеля, верхушка которого кой-где покрылась бурьяном и молоденькими осинками и березками, на куче сухого торфа сидела девушка. Она тихо плакала.
Ольга подошла к ней.
— Зина, что делаешь тут? — спросила она. — Отчего плачешь?
Девушка вздрогнула, вытерла ладонью серые с голубинкой глаза и проговорила:
— А как же не плакать-то? В конторе ведь рассчитали меня и велят домой ехать.
— Ты скажи толком, почему рассчитали. Я ведь начальник поля, а ничего не знаю. Катя, твоя бригадирша, ничего не говорила мне.
— Да ведь я… — пролепетала Зина и опять заплакала.
Тарутина догадалась, что девушка беременна.
— Домой, значит, не хочешь? А отправляют тебя, Зина, правильно.
— Что я стану делать в селе? Не хочу, чтоб на меня, в таком положении, бабы и старухи глаза драли! Стыдно мне, сама это понимаешь! — перестав плакать, уже сердито сказала девушка.
— Сама, Зина, виновата.
— Это я и без тебя знаю. После драки, как говорят, кулаками не машут. Да и он, Сенька-то, на фронт уезжал, подсыпался, дьявол.
Девушка замолчала, нахмурилась.
— Что мне делать с тобой? — задумалась Ольга. — Тебя, Зина, ни одна бригадирша не возьмет.
— Знаю это. Но я не хочу уезжать.
Вспомнив женщин на охране железнодорожного пути, Ольга улыбнулась: лучшего для Зины в ее положении ничего больше и нельзя было придумать.
— Ладно, Зина, оставайся. Работу я тебе нашла — будешь охранять путь на моем поле. Согласна?
— Вот спасибо, Оля! — воскликнула Зина. — А жить?
— В моем бараке, среди девушек моей бывшей бригады. Потом, когда родится ребенок, переговорю с Нилом Ивановичем или Долгуновым.
Зина повеселела и заблестевшими глазами взглянула в лицо начальника поля. Та, взяв девушку под руку, стала утешать:
— Девушки из моего села хорошие, добрые, все почти комсомолки, полюбят твоего будущего ребенка, нянчить будут его.
Тарутина зашла в контору. Нил Иванович выслушал просьбу относительно Зины, погладил пушистые усы, покряхтел и сказал:
— Договорились с Петровой? Ладно, бери. Но больше с такими просьбами не приходи ко мне. Начальник поля, пойми, запомни покрепче, что у меня на участке нет ни родильных домов, ни детских яслей. Приютов также нет.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Нил Иванович и парторг Долгунов одобрительно отозвались на нововведения Тарутиной по облегчению труда торфяниц. Только начальники других полей косо поглядывали на эти нововведения.
— Из молодых, да ранняя, — насмешливо говорили одни.