— Оля, знаешь, а я получила письмо от майора. Он был тяжело ранен. Ему отняли левую руку. Теперь поправляется… — Даша запнулась, ее васильковые глаза наполнились слезами. Улыбаясь и глотая слезы, она пояснила: — Ну прямо, хотя майор и не молоденький, а пишет глупости.
— Что же он пишет тебе? — спросила с теплым участием Ольга.
— Что пишет-то… — всхлипнула Даша. — Да пишет, что очень виноват передо мной, что признался в своих чувствах. «Я, — пишет он, — теперь без руки, и ты, Даша, отвернешься от меня, так как я стал человеком физически неполноценным». Правда, дурак? А еще майор, два ордена боевых имеет, а пишет так… даже обидно! Я так разозлилась на него… — Даша вытерла ладонью слезы и призналась: — Я ему, Оленька, написала такое!..
— Зря, — сказала с тревогой в голосе Ольга. — Надеюсь, что ты еще не отправила письмо?
— Нет, разорвала. А надо было бы послать. Пусть бы почитал и пораскинул мозгами!
— Хорошо сделала, что не послала. Он столько пережил, что… словом, за все пережитое им на войне ты должна быть ему другом, сберечь для него свое сердце.
— Я написала ему, чтобы он не думал ни о чем, а скорее бы поправлялся и приезжал, что я жду его с нетерпением, — сказала горячо Даша.
Подруги поговорили еще несколько минут и разошлись. Даша приступила к работе. Ольга повернула было к бригаде Черняевой, но тут же, вспомнив, что Настасья Петровна любит поговорить, а когда разговорится, не остановится, раздумала и свернула в противоположную сторону — к бригаде Свиридова, к разливальщицам.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
В последних числах июля небо опять стало хмуриться. Как-то даже выплыла серая с синим отливом туча, сердито посверкала молниями, погремела громом, брызнула легким дождем и скрылась за лесом на горизонте. За нею неслись мелкие бело-дымчатые облака. Эта туча заставила сильно забеспокоиться Нила Ивановича, Долгунова, главного техника Лузанова, начальников полей, парторгов и бригадиров. Начальники треста и предприятий также выехали на участки полей, чтобы лично наблюдать за уборкой торфа. Все прекрасно знали: если торф не снимется с полей, то замрет электростанция, фабрики, заводы и железные дороги не получат достаточного количества электроэнергии, фронту будет недодана какая-то часть боеприпасов. Чувствуя эту угрозу, руководители треста и партийных организаций решили провести несколько воскресников города Шатуры.
Павлов приготовился еще в субботу к отъезду на уборку торфа. Он записался на участок Нила Ивановича — ему очень хотелось повидать Ольгу и поговорить с нею.
В воскресенье он проснулся очень рано. Заря еще только разгоралась. Когда Павлов вышел из квартиры, на улицах в сиреневом мраке были видны уже группы женщин, девушек и мужчин, направлявшихся в сторону вокзала. Поезд стоял на разъезде. Отыскав сотрудников своего учреждения, Павлов вместе с ними сел в вагон. Состав тронулся. В вагоне было тихо. Ехавшие молчали; все дремали под однообразно воркующую музыку колес. Да и вагон, как люлька, покачивал и покачивал. Павлов не дремал, сидел у приоткрытой двери, смотрел на мелькавшие в предрассветном сумраке деревья, на облачка голубоватого тумана, лежавшие низко над землей, и думал: «Обрадуется или рассердится Ольга, увидев меня на своем поле?»
Еще не было и четырех часов, когда поезд подошел к участку Нила Ивановича и остановился у первого поля. Часть пассажиров, назначенная на работу на этом поле, вышла из вагонов. Прибывших на воскресник встретила Маша Козлова. Всех женщин она поставила на подкатку и подноску торфа.
— А вот вас, товарищ лейтенант, — обратилась она к Павлову, — я, пожалуй, с вашими мужчинами определю к штабелям.
Павлов, блуждая глазами по группам девушек, искал Ольгу, но ее, к его огорчению, не было среди них.
Мужчины прошли к начатым штабелям, черневшим в сизом сумраке.
Маша Козлова опять обратилась к Павлову:
— Не хотите с ними, так полезайте вот на этот штабель, принимайте торф и укладывайте. — И она лукаво улыбнулась. — Вам оттуда видно будет все поле.
— Хорошо, — согласился недовольно Павлов.
Из-за штабеля вышла Тарутина. Павлов быстро обернулся на ее голос и покраснел.
— Здравствуй, товарищ лейтенант. Почему ты один, не в бригаде?