Среди собравшихся послышался смех.
— Тише, девушки! — сказал Александр Денисович, разглаживая усы. — Вот и Петр Глебович. Легок на помине!
Вербовщик, красный, потный, пробирался к столу, отдуваясь и покрикивая:
— Посторонитесь, пропустите! Дайте же наконец пройти!
Девушки смеялись и, как заметила Ольга, нарочно не давали ему прохода. Волдырин пыхтел, покрикивал на них. Девушки острили:
— Теснота полезна — брюшко убавится!
— А вы, товарищ Волдырин, ужом, ужом!
— Эко, девушки, как у него плешь-то вспотела, пропустите его скорее!
— Петр Глебович, шапку потеряли.
Волдырин оглянулся, взял шапку из чьих-то рук, прикрыл ею лысину. Он с трудом пробрался к столу и, надувшись, плюхнулся на стул. Ольга и Даша сидели рядом. Посмотрев на них, Волдырин подумал: «Где это я видел их?» Он стал рассматривать девушек, сидящих в зале, но что-то знакомое в облике Ольги заставило его снова повернуть голову в ее сторону, Петр Глебович встретился со строгим, напряженным взглядом Ольги и похолодел. Перед его глазами всплыла сцена в чайной Дома колхозника — девушка с темно-карими глазами, чемоданчик в ее поднятой руке, которым она чуть не ударила его по голове. И ударила бы, если бы не подбежал к ней парень в черном пальто. Сомнений не оставалось больше, это была та самая девушка.
Александр Денисович оборвал его размышления.
— Прошу не шуметь, — обратился он к собранию. — Слово предоставляется Петру Глебовичу.
Волдырин встал, сунул каракулевую шапку в карман полупальто. «С чего же это мне начать-то? — подумал тревожно он про себя. — Всю речь, что придумал еще в поезде, сразу выдуло из головы».
В зале стало тихо. Волдырин видел блестевшие глаза девушек, яркие шарфы, платки и панамы. Одни из них улыбались, другие были хмуры, третьи казались равнодушными, четвертые ничего не выражали своими красивыми, милыми и по-юному открытыми лицами. Вербовщик распахнул полупальто, достал из бокового кармана пиджака вырезку из газеты — постановление о мобилизации — и сиповатым тенорком прочитал его.
— И все? — спросила девушка, сидевшая в первом ряду и выделявшаяся ярким полушалком.
— Постановление мы и сами читали. Вы, товарищ вербовщик, скажите нам о бытовых условиях на болоте.
— И вправду! — закричали в один голос девушки. — Говорите, как кормить будете!
— В бараках все такая же грязь, как и в прошлом году, или будет почище?
— Баки с кипяченой водой будут в этом сезоне или нам опять придется болотную воду пить?
— Небось матерщинников не убрали?
— Ишь чего захотела! — раздался насмешливый голос от двери.
Девушки рассмеялись так громко, что председатель встал, постучал линейкой по столу и призвал к порядку.
— Сквернословы нам не страшны, вот только бы они не воровали наш харч, — громко заметила высокая девушка в солдатской шинели. — В прошлом сезоне страсть как воровали.
— Ничего, Домаша, они и в этом сезоне маху не дадут.
— Как вы смеете так говорить! — не вытерпел Волдырин.
— Все это правда! — крикнула худенькая девушка с веснушками на бледном лице.
— Неправда! — воскликнул Волдырин.
— Докажите нам, что это неправда!
— Нет, не доказывайте, — вмешалась Ольга. — Вы, товарищ Волдырин, расскажите собранию, что сделано трестом в смысле улучшения быта торфяниц.
— У нас. Волдырин, лодырей среди девушек нет. Из нашего села почти сто пятьдесят девушек добровольно едут.
Поднялся такой шум, что задребезжали стекла в рамах. Александр Денисович застучал громче линейкой и прикрикнул на девушек.
Волдырин проклинал село, в котором оказалось больше половины доброволок. Бросив колючий взгляд на Ольгу, вербовщик выругался про себя и поднялся. Волнуясь и кашляя, он ответил на вопросы девушек, коротко отметил значение торфа для военной промышленности, потом гневно говорил о фашистах, которые напали на СССР, и красочно — о победах Красной Армии.
— Ни о ком из торфяниц других областей так не гремит слава на торфяных полях Шатуры, как о рязанских девушках. Да здравствуют рязанские девушки-торфяницы!
Эти слова Петр Глебович, багровея, натужно выкрикнул, вскинул руку, немножко подержал в воздухе и резко, как только раздались аплодисменты, опустил ее. Он осторожно сел на стул и наклонил голову. На его розовой лысине блестели капли пота. Рукоплескания стихли, наступила тишина. Никто больше не задавал вопросов Волдырину: каждая девушка считала, что неудобно после таких аплодисментов беспокоить вопросами человека. Стараясь проверить впечатление, Петр Глебович бросил взгляд на Ольгу и Дашу — обе девушки сидели спокойно и смотрели в зал. «Нет, эти не были в Доме колхозника, хотя они и похожи на тех», — подумал он и окончательно успокоился.