— А я, Оля, и не думаю о нем: у меня и нет его.
— Постарайся, чтобы и не было никогда, — сказала еще ласковее Ольга, села возле Сони и обняла ее. — Запомни, что я старше тебя. Считай меня старшей своей сестрой. Этого не забывай, особенно на болоте.
— Где тут Ольга и Даша? — спросила маленькая с курносым лицом девушка в короткой поддевке. — Ах, вот вы где! — увидев их, воскликнула она чуть насмешливо. — Идите скорее! Вас требует к себе в каюту Петр Глебович!
Ольга побледнела, глаза ее расширились.
— Передай Волдырину, что Ольга и Даша в каюту к нему не придут!
— Зря отказываетесь, — блеснув белыми зубами, засмеялась девушка и быстро ушла с палубы.
Солнце поднялось выше. Его красно-золотой шар плыл за пароходом, недалеко от борта, качался, подпрыгивал на волнах. Несмотря на недавно прошедший ледоход, воздух был очень теплым.
— Весна!
Торфяницы, нагруженные чемоданами, корзинами и мешками, сошли с парохода и выстроились на площадке, недалеко от пристани. Единственный фонарь освещал мутно-желтым светом проходную. Подошел Волдырин и остановился под фонарем. Он был зол и осипшим тенорком крикнул девушкам, чтобы забирали вещи и шли на вокзал.
Они двинулись к городу по разбитой и грязной мостовой, медленно, толкая друг друга, изредка перекликаясь.
Наконец девушки добрались до вокзала и вышли на перрон. Волдырин, успевший уже где-то снова выпить водочки, встретил их двусмысленными шуточками, провел на запасные пути к эшелону и стал шумно и грубо руководить посадкой. Бригадам Ольги и Даши был отведен предпоследний вагон.
Носильщики внесли мешки и чемоданы Волдырина в тот вагон, в котором находились мобилизованные девушки и Ариша Протасова. Приставив караулить свои богатства Аришу и белозубую, маленькую, в кремовом полушалке, девушку, вербовщик направился в конец эшелона.
Поезд тронулся, загромыхал и загудел колесами. Вагоны поскрипывали, как старики, жаловались на то, что им очень тяжело, что они больны и давно не были в ремонте. Волдырин на ходу влез в широкую дверь теплушки. От него сильно несло водкой. Глаша прикрыла дверь. Петр Глебович сел на чью-то корзину и отдышался.
— Еще немножко, и вы, товарищ Волдырин, остались бы, а мы бы без вас уехали, — уставившись круглыми глазами в начальника, проговорила Варя.
— Никак нет. Поезд, красавица, не повез бы тебя без Волдырина, — сразу переходя на «ты», рассмеялся Петр Глебович, поймал Варю и потянул к себе.
Девушка вскрикнула и вырвалась.
— Козочка, нельзя быть такой сердитой.
Варя ничего не ответила, спряталась за Соню и Дашу. Пестрая от звезд полоска неба, которую было видно в щель, не рассеивала мрак в теплушке. Ольга зажгла огарок сальной свечи и поставила его на плетеную корзинку. Огонек заколыхался, наполняя вагон желтоватым светом. Петр Глебович достал бутылку водки из кармана, стакан из другого и поставил все на корзину.
— Давайте, девки, пропустим по маленькому стаканчику. Думаю, что закуски у вас есть неплохие.
— Как не быть, — отозвалась какая-то девушка из угла вагона, — но только не для вас.
— Это кто сказал? Выйди-ка сюда!
— Не выйду, — рассмеялась девушка. — Я ужасно боюсь тебя! Лежу на корзине — и баю-бай!
Послышался смех. Кто-то глубоко и шумно вздохнул, кто-то пропел: «Черный ус под горой шатается…» Волдырин насторожился и поморщился.
Ольга открыла чемодан и положила кусок сала и горбушку хлеба на корзину.
— Пейте и закусывайте, Петр Глебович, — предложила она. — Пейте за наше здоровье, за то, что мы любим вас как начальника.
— Вот за это, хе-хе, люблю, — хохотнул Волдырин, — уважаю за такие добрые слова. Конечно, хе-хе, и вы все хлебнете водочки за мое здоровье. Я вот хвачу стаканчик, остальное — на всех вас, девки.
— Да нам и по одному глотку не хватит, — раздались голоса, — комсомолки лихо пьют!
— Девушки, не клевещите на себя, да еще при начальнике! — прикрикнула Даша. — Что он подумает о нас!
— А ничего. Он позабудет, как выпьет.
— Держи! Такой позабудет!
— Это какой «такой»? — гневно вскинул глаза Волдырин на Варю. — Отвечай!
— Что вы, Петр Глебович, придираетесь? Я сказала «такой хороший»!
— «Хороший» не сказала!
— Сейчас? Сказала: «Такой хороший». Вы, видно, глухи на оба уха, вот и пузыритесь и обижаетесь.
— Варя, замолчи! Ты еще не работала на болоте, а потому и грубишь начальнику, — сердито оборвала ее Ольга и отвернулась. — Пейте, Петр Глебович, потом и мы… Девушки уже спать хотят, а ноченька весенняя не так длинна.