— Верно! — подхватили хором девушки. — Пусть честных определяют в столовую и на кухню, а этих всех воров на разлив, в карьеры! Пусть покупаются, похлебают гидромассы! После этого небось шелковыми станут!
— Отлично сделаете, если обратитесь к Емельяну Матвеевичу, — поддержал девушек Свиридов… — Парторг наш душевный человек, он не оставит это дело так, разберет.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Разливальщицы в этот вечер не пошли к Долгунову — сильно устали на работе. Не пошли они к нему и на второй и на третий день — побоялись.
Соня в эти вечера, после ужина, заходила в барак односельчан — к Ольге, Даше и Кате. Ольга принимала Соню ласково и участливо расспрашивала, как она работает, не тяжело ли ей, не обижают ли, перестал ли приставать к ней Волдырин и как держится с нею ловелас Федька. Соня рассказывала, слушала советы и с восхищением смотрела на стройную, сильную и очень красивую Ольгу.
Даша, наблюдая за Ольгой и Соней, всплескивала руками, восклицала:
— Оля, да Соня-то очень похожа на тебя! Она только будет подробне́е немножко, чем ты!
Ольга, приглядываясь к Соне, ласково отвечала:
— Сонечка и есть моя сестричка. Я люблю ее не меньше тебя, Дашенька.
Первые вечера после приезда на торфозаготовки Соня обычно проводила у Ольги, Даши, в кругу землячек. Время проходило очень весело. Вспоминали село, зиму, школу, катанье на салазках с горы, работу в колхозе, вечера за чтением книг в здании сельсовета, в уютной, чистой комнате комсомольского бюро. Даша рассказывала подругам о Косте, о том, как он прощался с нею, о майоре, и мысли девушек тотчас уносились к братьям, отцам и женихам, начиналась читка писем с фронтов. Потом Ольга брала какую-нибудь книгу и принималась читать ее вслух…
Соня долго не заглядывала к Ольге в барак, — то чинила рукавицы, то стирала белье, то писала письма матери. Девушки ее бригады уже не говорили о том, что собираются к Долгунову.
Однажды Соня после ужина забежала в нарядную. Помещение было забито торфяницами. Увидев Дашу и Катю среди бригадиров, она протискалась к ним, спросила:
— Где Оля?
— Оля все это время на сушке торфа, — отозвалась Катя, — обогнала всех нас. Нынче ее бригада выработала пятьсот процентов. Моя и Даши — по триста, остальные — только по двести, сто и того меньше. Вот и стоит по этому случаю такой гвалт. Семушкина рассудка лишилась. «Завтра, говорит, на зорьке бригаду подниму, а от Тарутиной не отстану». Плюнула и убежала в барак, чтобы выспаться. А Ольга пошла провести с комсомольцами политзанятие.
Соня слышала, что в толпе то и дело произносили имя Ольги: одни — с восторгом или завистью, другие — с неудовольствием и бранью.
Табачный дым из нарядной валил в открытые окна. Соня с трудом выбралась из давки и духоты, остановилась, чтобы глотнуть свежего воздуха и вытереть платком пот со лба. Малиновое солнце краем касалось земли. Его блики пылали на залитых гидромассой полях, как бесчисленные костры.
Соня направилась в барак односельчанок. У самого входа ее догнала Ольга.
— Соня, где это ты пропадала? Почему не заходила?
Ольга внимательно поглядела на Соню и улыбнулась. Было тепло, солнце село, но его вечерние гаснущие краски все еще розовели на безбрежной равнине торфяных полей. Кое-где над залитыми гидромассой картами и над целыми полями поднимался молочно-серый туман. Отдельные его облачка, освещенные закатом, кроваво рдели. Березы и осины оделись ярко-зелеными листочками. Трава по обочинам улицы и у бараков зазеленела. То здесь, то там поднимались из нее хрупкие большеголовые одуванчики. В темной и клейкой листве деревьев пели птицы.
— Ну, рассказывай, — вздохнув, сказала Ольга.
— Нечего, — улыбнулась Соня.
— Так уж и нечего? Федька Аржанов еще не влюбился в тебя?
Соня покраснела и опустила глаза.
— На той неделе, — не желая говорить об Аржанове, начала она, — девушки из моей бригады, разливальщицы, собрались было к Долгунову жаловаться ему на Аркашкина и Маркизетову… и не пошли.
— Испугались? — оживляясь, спросила Ольга.
— Видно.
— А почему ты не пошла? Эх, комсомолка!
— Я новая, первый сезон на болоте, — смутилась Соня, — как же я пойду? Долгунов скажет: «Ты работаешь без году неделю, а пришла жаловаться на Аркашкина».
— Соня, он так не скажет, — возразила Ольга. — Поди в барак и скажи своим, чтобы шли к парторгу. Если разливальщицы не пойдут, побоятся, иди ты одна.
— Хорошо, — согласилась Соня и ушла.