Долгунов положил трубку, покрутил головой и бросил в пустоту кабинета:
— Нашел кого защищать!
Дверь приоткрылась, из-за нее показались лица двух женщин, незнакомых Долгунову.
— Можно? Мы из райздрава…
— Пожалуйста.
Женщины легко впорхнули в кабинет парторга и сели на стулья. Они улыбнулись Долгунову, на лице которого было вопросительное выражение.
— Мы хотели бы проверить санитарное состояние ваших общежитий, — сказали они в один голос.
— Дело! — улыбнулся Долгунов. — Вы санитарные врачи?
— Нет, мы общественницы, — кивнула одна из них головой.
— А вы были в столовой?
— Нет.
— Так загляните!
— Наружный осмотр мы сделали. Хотели бы заглянуть в бараки. Не пойдете ли и вы?
— Пригласите Пелагеюшкину, председателя цехторфкома. Она в соседней комнате.
Женщины улыбнулись любезно и вышли. Не успела закрыться дверь, как в кабинет вошли рабочие. Было видно, что они прямо с работы нагрянули к парторгу. Долгунов смотрел на них и ждал, что они скажут, но вошедшие молчали, тяжело дышали, уставившись зоркими глазами на человека с большим, как они слышали, сердцем.
— С обидой к тебе, Емельян Матвеевич, — начал рабочий с длинными рыжими усами и, передохнув, высказался сразу: — Безобразия творятся. Ну, прямо, Емельян Матвеевич, деться некуда…
— Да что такое, отцы? — выпрямился и забеспокоился Долгунов, вглядываясь внимательно в озабоченные и печальные лица рабочих. — Говорите, кто вас обидел? За что?
— Водку всем выдают, а нам нету! Разве это справедливо, Емельян Матвеевич? Порядок? — с жаром воскликнул второй рабочий с сивой окладистой бородой и голубыми глазами. — Вот мы и прибежали к тебе, как к другу.
— Заступись! Поддержи нас, Емельян Матвеевич! — загудели все хором.
— Зимой, когда стужа была, мороз и пурга, кто торф из-под снега выбирал? Мы, грузчики! Тогда нам почет и уважение было. К каждому по имени и отчеству обращались…
— Нам и водка тогда и мануфактура!
Долгунов улыбается, глаза его теплеют.
— А теперь?
— А теперь позабыли о нас.
— Да нет ее!
— Как нет? Есть! — загалдели грузчики.
— Привезли в магазин. Дают, дают ее по запискам Нила Ивановича! Добытчикам, разливальщицам, сушильщицам.
— Обращались к Нилу Ивановичу?
— Не дает. «В следующий раз, говорит, дам».
— Ну ладно, что поделаешь с вами. Так и быть, заступлюсь. А как у вас выработка?
— Мух не ловим. Сто пятьдесят процентов, а другой день и больше.
— Ты, Емельян Матвеевич, не сумлевайся насчет грузчиков. Мы ни в жисть не подведем!
Долгунов взял телефонную трубку. Грузчики утихли, переминаясь с ноги на ногу, уставились глазами на губы парторга.
— Дайте начальника участка, — мягко, с улыбкой проговорил Долгунов в трубку. — Нил Иванович?.. Здорово! Что это ты обижаешь грузчиков? Труженики хорошие… Что?.. Ладно, ладно, Нил Иванович! Немножко отпустишь?.. Отлично! — Он положил трубку и сказал: — Идите к нему, даст.
Грузчики сразу повеселели, поблагодарили парторга и быстро удалились. Не успел затихнуть шум их голосов в коридоре, как вошли несколько женщин и девушка — техник формовки. Лицо девушки красно, она запыхалась от быстрого бега, говорит отрывисто и в волнении.
— Емельян Матвеевич, что же это за отношение такое? Формовка совсем остановилась!
— Как? Почему? — спросил тревожно Долгунов.
— Гусеничный трактор сломался, а слесари не приходят.
— Звонили в механическую?
— Десять раз. Они и в ус не дуют. Отвечают, что пошлют, а их нет. Не могу же я из-за них срывать план…
— А к Нилу Ивановичу заходила?
— Не заходила, но звонила и ему, — волнуясь, сказала девушка. — Нил Иванович ответил, что слесарей нет. Емельян Матвеевич, ты уж позвони от парторганизации, они тебя послушают.