— Разрешите, Лукерья Филипповна за ваше здоровье еще рюмочку?
— Пожалуйста.
Анисимовна с помощницами вышли из-за столов и тут же вернулись с огромными блюдами, на которых, чуть дымясь, горками лежали разрезанные на куски пироги. Потом принесли три огромных самовара и с чрезвычайной осторожностью водрузили их на столы.
Тарутина смотрела на хозяйку, которая, прислушиваясь к веселым голосам и аплодисментам, тихо улыбалась — была очень довольна. Глаза Ганьшиной то вспыхивали огоньками, то становились влажными. Тарутина тоже была рада тому, что так хорошо и богато празднуют юбилей старой, заслуженной торфяницы. Лукерья Филипповна, поймав на себе взгляд Ольги, встряхнулась и воскликнула, обращаясь ко всем гостям:
— Товарищи, товарищи! Гости мои дорогие, послушайте, что я скажу вам!
Глаза гостей устремились на хозяйку праздника, Лукерья Филипповна вздохнула и стала говорить, сильно волнуясь:
— Наше поле в сушке и уборке торфа идет впереди других полей не только нашего участка, но и полей соседних участков. Это так, товарищи. Но есть бригады, которые далеко перегнали мою бригаду и подруг-бригадиров, соревнующихся на добыче топлива. Впереди всех и далеко впереди бригады Ольги Тарутиной и Даши Кузнецовой. Бригадиры нашего поля отстали от них в сушке и уборке торфа. Правда, товарищи, Ольга Тарутина и Даша Кузнецова работают бригадирами не на нашем поле, а на участке Нила Ивановича, но мы все же должны выпить за трудовые успехи и за здоровье этих бригадиров и их девушек. Ура, дорогие гости!
Все поднялись, прокричали «ура» и двинулись к Тарутиной и Кузнецовой, чтобы чокнуться с ними. Ольга и Даша смутились и подняли рюмки. Сильно взволнованные, они то и дело повертывались то в одну сторону, то в другую, чтобы со всеми чокнуться и поклониться на приветствия.
Последними чокнулись с девушками Григорий и Юлия. Григорий при этом сказал:
— Ольга, Юлия много говорила мне о тебе, о твоей работе.
Юлия чокнулась с Тарутиной и твердо сказала:
— Ольга, я вызываю тебя на соревнование. Я со своей бригадой обязуюсь…
— Ты что, Юля, пьяна от счастья или вина? — шепнула Тарутина на ухо Гольцевой.
— От счастья, — чуть слышно ответила Юлия.
— Не принимаю твой вызов. Вот за счастье твое еще раз, Юлька, выпью. — Ольга налила вина в бокальчик и выпила.
Гольцева густо покраснела и растерялась.
— Ладно. Пью за твое здоровье, Ольга.
Другие бригадиры, в их числе и Ганьшина, вызвали Тарутину на соревнование. Ольга выслушала, а когда шум затих, спокойно сказала:
— Хорошо, товарищи. Я вызов приму тогда, когда вы достигнете наших процентов добычи торфа. После этого начнем соревнование.
— Верно, — поддержал Тарутину Завьялов.
Все зааплодировали. Потом Лукерья Филипповна обратилась к Юлии:
— Гольцева, а ты что же не вызвала Кузнецову?
Она хотела еще что-то сказать, но не успела, так как открылась дверь и послышался громкий голос:
— Кто здесь, граждане, будет Ганьшина? Ей телеграммы!
Стало тихо. Лукерья Филипповна приняла из рук почтальона три телеграммы и расписалась. Тарутина видела, что ударница сильно разволновалась и никак не могла вскрыть их.
Она развернула одну телеграмму. Руки ее дрожали, и листок трепетал, как живой, — вот-вот вырвется и улетит. Глаза ее стали влажны.
— Ничего не вижу, Михей Иванович, что в ней написано, — вздохнув, проговорила она.
Завьялов взял телеграммы, поднялся и громко, густым голосом прочитал:
— Товарищи, внимание! Нашим дорогим юбиляром получены поздравительные телеграммы от Московского Комитета партии, от наркома электростанций и от Рязанского обкома партии. — И он, с разрешения Лукерьи Филипповны, огласил их содержание.
Когда кончил чтение и вернул телеграммы Ганьшиной, все за столами поднялись, еще раз поприветствовали знаменитую ударницу и пожелали ей здоровья на многие и многие годы.
Лукерья Филипповна расплакалась.
— Вы уж простите, дорогие гости, меня за слабость… — промолвила виновато Ганьшина.
— Ничего, ничего, Лукерья Филипповна, — проговорил Илларион Ионович. — Вы нас, гостей, простите, что про пироги забыли… дали им немножко остыть.