— Это справедливо, — поддержал Завьялов. — Чтобы мировые пироги не обижались, я принимаюсь за них! — Держа в одной руке нож, а в другой вилку, Михей Иванович под дружный смех и одобрительные возгласы принялся за пирог.
— Вы правы, — утирая платком раскрасневшееся лицо, промолвила Лукерья Филипповна.
Все гости дружно приступили к пирогам и стали пить душистый чай.
Тарутина, заметив, что под зарумяненной корочкой не яйца с мясом, а урюк, нахмурилась и шепнула Кузнецовой:
— Даша, сладкий попал, а я хотела…
— Да ты не с того блюда взяла, — сказала Даша. — Возьми вон с того и попадет тот, какой тебе нужен.
— Неудобно. Я еще этот не съела, а потянусь за другим. Скажут: «Эно какая завистливая», — ответила с улыбкой Ольга.
Кузнецова взяла с другого блюда кусок пирога и, подавая его подруге, сказала:
— Вот тебе с мясом. Ешь.
Все немножко устали от обильных закусок, от выпитого вина и водки, от пирогов, начиненных мясом и яйцами, урюком и грибками рыжиками, от тостов и речей. Лица у многих торфяниц казались утомленными; им хотелось домой в постель — ведь завтра надо рано выходить в поля. Тарутина подумала: «Устали на поле. Пришли сюда не поужинав они, вот и отяжелели от такого богатого угощения. Да и я немножко устала». Она взглянула на крайний стол — брата и Юлии за ним не было, ушли.
«Гриша через два дня опять уезжает на фронт, а Юлия будет от зари до зари заготовлять со своей бригадой топливо на поле, как многие тысячи девушек», — вздохнув проговорила про себя Ольга.
Девушки поднялись из-за столов. Через две-три минуты протяжно захрипел патефон. Начались танцы. Даша Кузнецова позвала Ольгу. Подруги, прислушиваясь к музыке, остановились у окна. Свежий ночной воздух слегка колыхал края шторы. Тарутина выглянула в окно.
Луна плыла по синему небу и молочно-латунным светом заливала крыши и стены бараков, середину улицы и вершины деревьев, шелестевшие молодой, почти темной листвой и хвоей.
— Как хорошо на улице! — промолвила Тарутина.
Одни еще продолжали танцевать, другие вышли из барака, чтобы освежиться. Лукерья Филипповна, сидя за столом, улыбалась, глаза ее молодо светились. Одна из девушек, заметив, что Тарутина смотрит на Ганьшину, сказала Ольге:
— Тетя Луша рассказывает о том, как была в Кремле, в приемной Калинина, в группе награжденных генералов, академиков, инженеров и Героев Советского Союза, как Михаил Иванович вручил ей коробочку с орденом. Очень интересно! Подите послушайте…
Ольга и Даша хотели было подойти к Ганьшиной и послушать ее рассказ, но опоздали — Лукерья Филипповна замолчала и поднялась. Илларион Ионович и Михей Иванович Завьялов, Изюмов, парторг МК Ивановский и начальник участка Сальков по очереди пожали руку Ганьшиной. Потом они все, громко разговаривая, стали раскланиваться с девушками. Илларион Ионович и Михей Иванович спросили:
— Ночуете у Лукерьи Филипповны? Если нет, то мы подвезем вас на дрезине до вашего поселка.
— Они у меня ночуют, Илларион Ионович, — вмешалась в разговор Лукерья Филипповна. — Я еще вместе с ними чайку попью. А вы поезжайте. Большое вам спасибо, что вспомнили старую торфяницу. Спасибо! — Она хотела что-то еще сказать, но запнулась, заморгала.
Илларион Ионович и Михей Иванович обняли ее и успокоили. Ганьшина провела платком по глазам, рассмеялась и пошла провожать гостей до дрезины, которая стояла у конторы участка.
До слуха Тарутиной донесся скрип сапог Михея Ивановича. Она улыбнулась и подумала: «У него и в прошлом сезоне сапоги скрипели, это я отлично помню. Михею Ивановичу, кажется, нравится этот скрип?» Затем она обратилась к Даше:
— Пойдем и встретим Лукерью Филипповну.
Над поселком сияла полная луна. Подруги пересекли улицу и, повернув к конторе участка, невольно остановились: из лесочка тянулись полосы лунного света и длинные тени деревьев. Было очень красиво и таинственно. За деревьями мглисто сверкало озеро. Подруг потянуло к нему. Они вошли в лесочек, но тут же отпрянули назад, замерли — у самого берега стояли в обнимку Григорий и Юлия, слегка покачиваясь, словно их колыхал ветерок. Они смотрели на озеро, на поверхности которого трепетало бледно-желтое отражение луны.
— Две луны, — вздохнула Кузнецова, — одна в озере, а другая в небе. Даже жуть берет смотреть на них! Идем отсюда.
— Да, идем, — торопливо согласилась Тарутина, — не будем мешать…
Когда Ольга и Даша вернулись в барак, патефон уже не играл. Одни девушки из бригады Ганьшиной убирали со столов, другие, переодевшись в будничные платья, работали на кухне. Там стоял такой звон и лязг, точно большим колесом дробили стекла. Лукерья Филипповна позвала Ольгу и Дашу в свою комнатушку.