— Устали? Отдохните.
— А вы не устали? — спросила Тарутина.
— Какое там! — улыбнулась Лукерья Филипповна. — Все косточки болят. Но счастлива… Я еще чайку попью.
— Тогда и мы, — сказали в один голос Ольга и Даша.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Был теплый вечер. Только что прошедший ливень раньше времени загнал торфяниц в бараки.
Соня, несмотря на то что сильно устала за день на разливе гидромассы, нарядилась и вышла на улицу. Аржанов встретил ее у входа в столовую и предложил пройтись. Соня отказалась и отправилась в бригаду Тарутиной: ей очень хотелось побывать у прославленных землячек, поговорить с ними, повеселиться у них. Аржанов недружелюбно, со злой ухмылкой поглядел на девушку и зашагал в другой конец поселка.
Соня вошла в барак землячек и увидела, что многие из девушек здесь тоже нарядились в праздничные платья, собрались в клуб. Ольга и Даша сидели на койке и тихо беседовали. Соня подсела к ним, но тут же, подумав, что мешает их беседе, встала и хотела было отойти к другим девушкам. Ольга и Даша остановили ее и силой посадили возле себя, на койку.
— Посиди, — тихо сказала Даша. — У нас никаких секретов нет. Я только что получила письмо от майора. Он жив и здоров, кланяется всем девушкам нашего села, работающим на добыче торфа, справлялся о Косте.
— Напиши поклон и от меня майору, — попросила Ольга. — А я вот от папаши давно не имею писем. Жив ли?
— Обязательно, — ответила Даша. — И отец твой напишет тебе. Знаешь, как ходит у нас почта… Я своему майору, — слово «своему» она сказала как-то нечаянно, сильно покраснела и опустила глаза, — четыре письма послала, а он получил только одно. Остальные, знать, затерялись. Я рада, что дошло до него письмо с моей карточкой.
— Он любит тебя? — спросила Ольга, взглянув на смущенную подругу.
— Да, — вздохнула Даша. — Он написал мне об этом… и я ответила ему тоже. Правда, в последнем письме он пишет: «Если я, Дашенька, буду тяжело ранен, я освобожу тебя от данного тобой мне слова». Чудак! Мне обидно читать в письме такие слова. Я даже расплакалась, когда прочла их в первый раз, а потом одумалась и сказала себе: «А я не могу освободить себя от слова, данного ему».
— Так пиши сейчас же, — посоветовала Ольга и поднялась. — А я пойду дошивать платье. Шелковое-то мне тут жалко трепать.
— Хочешь сказать — не перед кем? — усмехнулась Даша. — Не печалься. Думаю, что и ты скоро получишь от Павлова весточку. Кажется, он в этом же районе работает.
Даша достала тетрадку и карандаш и стала писать.
Ольга села на табуретку, взяла бордовое платье и принялась шить. Соня стояла возле нее. Она заметила, что лицо у Ольги немножко грустное, нижняя губа чуть-чуть вздрагивала, черные глаза подернуты дымкой.
«Неужели Ольга, о которой все только и говорят, о которой пишут в газетах, так несчастна в личной жизни? Вот если бы я была на ее месте и со мной говорили бы по телефону из ЦК партии, так я бы была на девятом небе», — подумала Соня и, вздохнув, сказала:
— Оля, такой цвет платья тебе очень к лицу.
— И тебе, — не поднимая глаз отозвалась Ольга. — Этот цвет идет всем брюнеткам. Соня, что ты так странно глядишь на меня?
Соня смутилась, улыбнулась.
— Да ты же сейчас ни разу не посмотрела на меня, и говоришь…
— Я чувствую.
Соня вспомнила взгляды Аржанова, которые ловила случайно на себе и от которых ей было неприятно, так неприятно, что сердце замирало от стыда.
— Я тоже иногда чувствую чужие взгляды на себе, и мне всегда от них нехорошо бывает.
— Нет, Сонечка, я не чувствую этого от твоих взглядов.
Девушки, уже нарядные, подошли к Ольге и стали звать ее в клуб. Ольга отказалась, сказав им, что должна дошить платье. Они не стали настаивать. Весело щебеча и пересмеиваясь, вышли из барака. Ольга, проводив подруг, сказала Соне:
— Иди и ты повеселись. Что сидеть в бараке-то с затемненными окнами!
Соня догнала девушек уже на улице. Солнце давно село, и заря уже догорала. Высоко, в темной синеве зажигались мелкие и крупные зеленоватые звезды.
У дверей клуба толпились торфяницы, грызли семечки, поплевывая шелухой. Немножко в стороне парень, заломив картуз на затылок, сидел на толстом пне и наигрывал «Камаринскую». Перед ним, охая и приговаривая, плясали в цветных платьях несколько пар девушек. Над ними то и дело вспыхивали светлые платочки.