Соня стояла у бровки, опершись на лопату. Федька Аржанов сидел в нескольких шагах от нее. Из-под козырька выбился чуб светлых волос, голубые нагловато-насмешливые глаза парня были устремлены вдаль, на разливальщиц. Соня смотрела в другую сторону, на цаповщиц, дружно работавших цапками. Они шли в ряд, их лица были напряжены, казались каменными. За картой цаповщиц ходили тракторы и своими гусеницами прессовали и формовали торф. Куски торфа повертывались и, вылетая из-под гусениц, ловко ложились рядами. К цаповщицам подошла с циркулем техник Варя.
Увидев ее, Соня обрадовалась и хотела крикнуть ей, но воздержалась: нельзя заниматься личными разговорами в рабочее время. Варю она не видела больше месяца — с того самого дня, как Волдырин направил ее в бригаду разливальщиц. Сама же Варя ни разу не зашла к Соне, не заходила и в барак своих землячек. Варя не заметила Соню — свернула в другую сторону.
Соня направилась к разливальщицам. Колышки-крестовки были набиты ею на незалитых картах. К этой работе она привыкла и выполняла ее быстро. Она, как и в первые дни, помогала разливальщицам перекатывать трубы, класть бревнышки через канавы, не переставая следить за бровками, а когда помогать было некому — вытаскивала пни и разный мусор из канав, чтобы не застаивалась вода, лучше просыхала гидромасса. Она хорошо помнила слова парторга Долгунова: «Чтобы высох торф на славу, в чистоте держи канаву».
Соня, увязая до колен в коричневой пузырящейся жиже только что залитой карты, насыпала землю на низкие места бровок, чтобы гидромасса не могла там прорваться и засорить канавы. Подошел Федька Аржанов и остановился позади нее.
— Вы все дуетесь на меня? — сказал он тихо, чтобы не слышали разливальщицы.
— Не думала, — отозвалась Соня, не глядя на Аржанова.
— Значит, не сердитесь? — спросил еще тише Аржанов. — Спасибо. А я все время беспокоился, что…
— Я просто не думала и не думаю о вас, — пояснила Соня и, бросив лопату на бровку, пошла помочь разливальщицам перекатывать трубы.
Скуластая Фрося улыбнулась.
— Соня, что же ты не дашь этому огарку поговорить с тобой? Разве не обидно ему, такому красавчику, ухаживать и рассыпаться в любезностях перед тобой больше месяца?
Девушки рассмеялись. Улыбнулась сухо и Соня.
— Давайте! Что стали, мои красавицы?! — крикнул Свиридов. — Так будем работать — отстанем от других бригад. Поговорите о своих делах потом.
Девушки уперлись руками в трубы и покатили их по карте. Когда трубы были установлены, Свиридов отдал команду, чтобы подавали гидромассу. Через несколько минут трубы задрожали от напора, зашипели на стыках. Гидромасса поплыла с бурливым шумом по карте. Соня бросилась к бровкам.
Кончился рабочий день. Девушки вымыли руки и брезентовые рукавицы в канаве и потянулись к поселку. Соня же должна еще остаться на карте, следить, чтобы гидромасса, все еще бурлящая, не прорвала где-нибудь бровки и не ушла в канавы. «Как заклекнет, так и пойду», — решила она.
Солнце садилось, стало мутно-красным, цвета перезрелой малины. Залитые только что карты сверкали разноцветными огнями.
Бригады одна за другой уходили с полей. Одни шли молча, другие — с песнями. Звонкие и красивые голоса наполняли воздух то веселыми, то печальными мелодиями. Прислушиваясь к песням, Соня как бы была во власти их содержания: грустила, любила, ждала, радовалась, прощалась и расставалась с любимым, которого не знала, а только чувствовала в своих девичьих мечтах, в своем туманном воображении. Она вздохнула и взглянула на Аржанова. Он стоял боком к ней и глядел на торфяниц, уходивших с поля. «Неужели он любит меня? Если бы не любил, не стал бы столько времени тратить на ухаживание за мной, — подумала Соня, смягчаясь и добрея. — Быть может, девушки говорят так много плохого о нем только потому, что он не обращает на них никакого внимания?»
Заметив взгляд Сони, Аржанов сказал:
— Опять вы так смотрите на меня, как в тот раз? Неужели вы все думаете, что я враг вам? — лицо Федьки покраснело, губы вздрогнули от обиды, а голубые глаза подернулись грустью, — Ваш взгляд говорит, что я противен вам, вашему сердцу. Да-да! — воскликнул он. — И это правда! Кажется, что я, как ни стараюсь угодить вам, никогда не заслужу того, чтобы вы были доверчивее ко мне.
— Я случайно взглянула на вас, — смутившись, соврала Соня. — Я сейчас думала об отце. От него писем нет более трех месяцев. Не убит ли он?.. Вот и взгрустнула…
— У вас отец на фронте? — удивился Аржанов.
— С начала войны.
— А я и не знал!
— Мой отец ушел добровольно. Он майор, — не без гордости за отца сообщила Соня, но тут же, покраснев, пожалела, что сказала об этом. На лице Аржанова за напускным сочувственным выражением она увидела другое.