Ему особенно нравится, когда Шоссон исполняет Глюка, его любимого композитора. В коллекции дядюшки Эрнеста собраны полотна художников, которых ценит Дега: картины Коро, Делакруа, немало картин Пюви де Шаванна, работы Гогена, созданные на Мартинике, морской пейзаж Мане, чудесная картина Берты Моризо «На веранде» и по меньшей мере три картины Ренуара: «Соломенная шляпка», «Голова девочки» и «Портрет Коко» (Клод, самой младшей из дочерей Ренуара).
Впрочем, Шоссон собрал еще и значительную коллекцию японских эстампов. Они в это время, после выставки летом 1890 года, состоявшейся в Школе изящных искусств, в большой моде. Все любители искусства сходят по ним с ума: у Дега их десятки, Клод Моне украсил ими стены своего дома в Живерни, в департаменте Верхняя Нормандия, а Эдуард Мане изображает их на заднем плане своего монументального портрета Золя. Но дядюшка Эрнест был околдован ими до такой степени, что составил первоклассную коллекцию. У него огромное количество работ Хокусая, Утамаро, Харунобу, Киенага, Нирошиге, а всего их сотня, самого отменного качества. Виды Японии, гейши, азиатские лошадки, лодки, чайные домики, бонзы на морском берегу, грозовые дожди, попугайчики, сидящие на сосновой ветке, или огромные змеи, пожирающие сказочных барсуков, – на бульваре Курсель звучит потрясающая симфония, в которой изящные японские мотивы сливаются с колоритом импрессионистов, не менее одаренных, чем Милле и Коро, а пламенеющие краски Гогена смешиваются с призрачными мотивами Пюви де Шаванна.
Одилон Редон – друг Шоссона со времен его молодости – другая жемчужина его коллекции. Этот художник и замечательный скрипач-любитель говорит, будто «родился на звуковой волне», и ценит музыку за то, что она «универсальна и способна пересекать границы», его творчество запредельно чувственно.
Малларме, который дружен с ним, пишет, что он «в окружающей тишине колышет оперение мечты и ночи». Между тем, Редон проиллюстрирует оригинальное издание его последней поэмы «Удача никогда не упразднит случая». Многие из его картин сосуществуют в доме Шоссона с картинами Дега, четкие линии которых создают поразительный контраст с его туманной живописью. Со своей стороны Лероль, также прекрасно играющий на скрипке и очень высоко ставящий музыку по сравнению с другими видами искусства, очень ценит Редона: они в четыре руки украсили своей живописью пять ширм для небольшого музыкального салона мадам Шоссон, среди которых кисти Редона принадлежат «Дева утренней зари» и «Падший ангел».
Свояки и их семьи живут в одном и том же мире, среди картин, а вокруг них звучит одна и та же музыка. У обоих в коллекциях много картин, написанных первоклассными художниками, которые останутся в памяти потомков: Дега, Ренуаром, Моризо, Гогеном. Но они выбирают их, не делая ставки на будущее, они просто восхищаются ими и любят их. Кроме того, художники – их друзья или станут их друзьями, поскольку они живут по соседству, в атмосфере, где нераздельны искусство, семья и дружба. Любопытно, что Морис Дени расписывал потолки в доме семейства Лероль! Там, как и в доме Шоссона, поднимая глаза, видишь те же самые цвета и те же нежные очертания. И хотя сюжеты разнятся, над головой видишь фреску, как будто начавшую свою историю на улице Дюкен и продолжившую ее на бульваре Курсель. Их жизнь неразделима.
Малларме, который бывает в обоих домах и поддерживает дружеские отношения как с Шоссоном, так и с Леролем, исполняет у композитора особые обязанности: чтобы пополнить свой скромный заработок преподавателя, он дает ему уроки английского языка. Отправляя письмо своему ученику, он пишет его адрес в своей утонченной манере:
Когда Эжен Каррьер пишет семейство Лероль, родителей вместе с детьми, он потом, чтобы никого не обидеть, предлагает написать семью Шоссон. Сейчас его полотно находится в Лионском музее. Следом он пишет портрет самого Эрнеста Шоссона и еще один, где изображает «Месье и мадам Эрнест Шоссон». Члены обеих семей посещают одних и тех же художников и позируют для них. И принимают их под одинаковыми потолками, в том же сплоченном кругу людей искусства и друзей. Главную роль здесь играют Жанна Шоссон и Мадлен Лероль: они не довольствуются традиционно отводимыми им ролями хозяек домов, и принимают участие в разговорах, демонстрируя при этом культуру, тонкость понимания и юмор, что не может не понравиться их собеседникам.
Здесь, то у Лероля, то у Шоссона, собираются все представители современной музыки: Дебюсси, д’Энди, Дюпарк, Шабрие, Бонер, Альбенис… Две семьи так тесно связаны между собой, что, когда у Лероля не принимают, он вместе с женой и детьми обедает у Шоссона. Случаются и обратные ситуации…
В этом ареопаге Дебюсси занимает особое место. Хотя он одинаково привязан как к Леролю, так и Шоссону, оказавшему ему большую помощь в начале карьеры и поддерживающего его морально и материально с таким великодушием, в котором невозможно усомниться, чувствуется, что между двумя талантливыми музыкантами намечается разлад. Не из-за соперничества или конкуренции между ними, а по причине очень глубокого различия во взглядах на музыку. Дебюсси, с его вольным гением, не причисляет себя ни к одной школе. Он – воплощение беспредельной чувственности, буйного, искрящегося искусства. Между тем Шоссон, со всей своей чувствительностью и оригинальностью, больше подчиняется правилам и строгим принципам своего учителя Сезара Франка. Дебюсси не любит Франка и всегда называет его исключительно «фламандцем». Еще в 1913 году, задолго до смерти Шоссона, Дебюсси с сожалением выскажется о губительном влиянии его обучения на сочинителя «Короля Артура». «Его естественные изящество и ясность сталкивались со строгостью чувств, лежащей в основе эстетики Франка», – говорил Дебюсси.
Он не переставал предостерегать Шоссона: «Вы подвергаете свои идеи такому сильному давлению, что они больше не смеют являться вам, поскольку боятся, что непристойно одеты. Вы не даете себе свободы, а главное, вы как будто не позволяете воздействовать на свою фантазию тому загадочному, что заставляет нас находить точное выражение чувств. Тогда как упорный и настойчивый поиск, конечно, только заглушает их».
Шоссон прекрасно осознаёт это. Он, с присущей ему скромностью и проницательностью, отвечает, что его озабоченность, безусловно, объясняется его работой в Национальном музыкальном обществе: «Концерты там иногда походят на экзамен на докторскую степень. Приходится доказывать, что владеешь своим ремеслом. Это большая ошибка».
Поэтические предпочтения двух композиторов тоже не согласуются между собой. Если Дебюсси – безусловный поклонник Малларме, то Шоссон, также привязанный к мастеру чистой поэзии, принимающий его у себя и наносящий ему визиты на улицу Рима, ни разу не положил на музыку ни одного его стихотворения. Он считает, что в его стихах «слишком много топазов».
По мере того как отношения между Шоссоном и Дебюсси охлаждаются, Лероль, с энтузиазмом принимавший участие в создании оперы «Пеллеас и Мелизанда», все больше сближается с Дебюсси, что ни в коей мере не сказывается на его верной привязанности к Шоссону. Но мало-помалу Лероль займет рядом с Дебюсси место друга, прежде принадлежавшее Шоссону, постепенно отдаляющемуся и окончательно разорвавшему отношения под предлогом скандала с помолвкой композитора и Терезы Роже, а также притворного самоубийства его любовницы. Этого Дебюсси не простит ему никогда.
Когда в 1897 году Ренуар пишет сестер Лероль за роялем, Шоссон только что закончил сочинение своего опуса номер 25, «Поэмы для скрипки», родившейся под его пальцами почти без усилий. Его биограф Жан Галлуа напишет по этому поводу, что «прежние пережитые тревоги вылились в мощную творческую силу». Этот «Гимн торжествующей любви» [15], который Шоссон давно вынашивал и довел до совершенства, своей музыкальной силой поразила даже Дебюсси. В лирическом слиянии скрипки с оркестром слышится то, что Жан Галлуа, искушенный музыковед, определяет как «одновременно безрассудную и духовную песнь любви».
В сорок два года Шоссон находится на пике своей музыкальной карьеры. В семье, после рождения в июле 1896 года пятого ребенка, Лорана, царит безоблачное счастье.
15
Поэма для скрипки написана Эрнестом Шоссоном под впечатлением от повести Ивана Тургенева «Песнь торжествующей любви».