Мы пошли с Мяртэном за город через луг. Я прижимала подарок Мяртэна к груди, и каждый раз, когда прыгала через попадавшиеся на пути ручейки, что-то там внутри колотилось.
Мне не хотелось разламывать яйцо. Но Мяртэн сказал:
— А как же иначе ты узнаешь, что там внутри?
Мы сели на пестрый межевой камень. Подарок все еще был в обертке. Мы оба подставили лица весеннему ветру и солнцу. Время от времени я щурила глаза, чтобы увидеть Мяртэна.
Он сидел обнажив голову — полы пальто распахнуты, руки обхватили колени — и ждал, когда я в очередной раз широко открою глаза.
У него на руках были кожаные перчатки. Тогда тоже было модно ходить с непокрытой головой, но в перчатках.
— Ну ладно! — сказала я наконец. — Если ты хочешь, посмотрим, что там внутри. — И я стала обдирать серебряную обертку с шоколада.
Внутри было кольцо с красным камешком.
— Кольцо, — сказала я оторопело. Оно оказалось мне немного велико. Шоколадное яйцо лежало у меня на коленях. Я стала безжалостно разламывать его. Мы были голодны: с утра ничего не ели.
Мать спросила в тот же вечер:
— Что за железка у тебя на пальце?
— Разве ты не видишь? Это же кольцо! — ответила я обиженно.
Кольцо хотя и пропало, но далекий весенний день запомнился целиком. Воспоминание о ранней весне, луге и ветре. Как я, раскрыв глаза, увидела прямо перед собой лицо Мяртэна. Для меня это было самое красивое лицо на всем белом свете.
Сидеть на солнце было жарко. Я сняла пальто, и кусочки серебряной обертки посыпались с колен на траву. Подобрала их и сделала из них бантики для своих промокших туфель. Оставшиеся кусочки скомкала в маленькие шарики и кидала их в Мяртэна. Он не увертывался. Засмеялся и захватил в плен мою руку.
— Отпусти! — потребовала я.
Мяртэн не отпустил. Но вдруг нам обоим стало очень неловко, и мы быстро отвели взгляды друг от друга.
Мяртэн поднялся с камня первым. Я взяла с земли свое пальто и стряхнула с него травинки.
Обратная дорога снова вела через луг. Мяртэн шел впереди и выбирал места посуше. Я шла следом за ним, подавленная необъяснимой печалью. Это было похоже на сожаление о чем-то несбывшемся.
…Мяртэн поднялся первым. Я позвала несколько раз: «Мяртэн! Мяртэн!», и только тогда он вернулся ко мне. Вероятно, он подумал о Везувии, потому что сказал:
— До катастрофы он был совсем иным. Если ты мысленно соединишь пунктиром верхнюю вершину с нижней, то увидишь, какая большая часть его расплавилась и погибла.
Странно, я сегодня думала о том же самом.
— Но бо́льшая часть его сохранилась, — сказала я.
Мяртэн помог мне подняться с камня.
Я сунула апельсиновую кожуру в сумочку. Некуда было выкинуть ее. На дальнем плане виднелись Мейлер и Константин. Они изучали обломки колонн.
Мы покидали Помпеи через те же самые ворота, через которые въехали сюда. Снова нам напомнили, что их запирают с заходом солнца, что таков порядок.
Прибыла еще партия монахинь.
Их ботинки гулко стучали по мостовой. Затем монахини остановились и стояли, глядя себе под ноги. Потому что им говорили то же самое, что давеча нам. Что у помпейцев улицы освещались слюдой, которая, как кошачьи глаза, в темноте светилась, указывая дорогу. Я подумала о ночи. Что в ночной темноте оживают даже очень старые и замшелые в человеческой памяти истории.
По пятам за монахинями шел толстый мужчина и дышал со свистом. В одной руке он держал темную шляпу, другой вытирал пот со лба большим белым платком.
Феврония посмотрела на него с видом знатока и сказала, подтолкнув Константина:
— Аристократ.
Я услышала иронию Константина:
— А вы не ошибаетесь? Ведь Аристократ был последним царем Аркадии в Древней Греции. Он перешел на сторону спартанцев, и за это народ забросал его камнями насмерть.
Феврония раскрыла рот. Константин не дал ей говорить.
— Есть еще другой вариант, — торопливо продолжал Константин. — Аристос — значит самый лучший, а Кратос — правитель. Осмелюсь предположить, что этот астматик с присвистом не является ни тем, ни другим.
— Вы насмехаетесь, — сказала Феврония. — Не делайте из меня дурочку. Вы ведь знаете, что я имела в виду.
— Это совершенно невозможно угадать, — защищался профессор.
Было неловко смотреть сзади на женщин, когда им помогали подняться в автобус. Они сами тоже смеялись, догадываясь, что это не слишком красивое зрелище.
Еще бегали назад, к воротам, чтобы сфотографировать чистильщика обуви и продавцов кораллов на ниточке. Чтобы купить на память цветные виды вулкана и Помпеи. Цветные фото помпейских настенных фресок эпохи четвертого стиля в храмах Юпитера и Зевса.