Свод пещеры и стены светились. Вода была насквозь прозрачной, просматривалось дно. Своеобразный свет не вызывал стеснения в душе. Наоборот — он уничтожал ощущение тяжести скалы и освобождал от напряжения.
Но в этом голубом свечении, которое позволяло основательно обозреть всю пещеру, невозможно было узнать ни одного лица.
Я изучала сидящих в соседней лодке.
— Марк, это вы? — спросила я.
Ответа не последовало. Значит, Мейлера там не было. Пещерный свет превращал все лица в одинаковые, похожие друг на друга голубые маски. Я потрогала свое лицо. Было ли оно тоже голубым и мертвым?
Как мог Тиберий устраивать здесь оргии, любить красивых мальчиков, если они люминесцировали? Смотрели на него посиневшими лицами утопленников?
Я спросила об этом Константина, когда мы вернулись в Марина Гранде. Константин счел историю сомнительной. По его данным, в то время Тиберию было уже почти семьдесят и он вел жизнь анахорета.
— Тацит действительно рассказывал об ужасах Синей пещеры, где Тиберий после любовных игр приказывал удушить и утопить своих красивых мальчиков и девочек. Тацит также утверждал, что Тиберий проникал в пещеру и покидал ее через потайной ход, который соединял пещеру с его виллой Градо. Но исследования доказали, что грот имеет лишь один-единственный вход — он же и выход — со стороны моря. И пусть Мейлер не обижается, но Тацит был писателем, и его нельзя принимать всерьез. То, что он высказывал, все-таки полет фантазии, а не аргументы.
Я спросила:
— Может быть, Муссолини напугала именно эта легенда?
— Все может быть. Возможно и это, — рассуждал профессор. — Потому что выдумке всегда верят гораздо больше, чем правде.
Я помахала следовавшей за нами моторной лодке, где сидели Мяртэн и Мейлер. Было еще только утро, а впереди — долгий день. И еще успокаивало то, что Мяртэн все время следовал за мной. Хотя он и находился в другой лодке.
Мы с Мяртэном пили красивого цвета вино. Розовое, как цветы жимолости. На столе между нами стоял букет, составленный из разных цветов. Мяртэн назвал его веником и отставил вазу в сторону. Положил локти на стол и нагнулся ко мне.
— Я вижу, что ты себя хорошо чувствуешь, — сказал он.
В этот час на Капри сидели под пестрыми зонтами, за садовыми столиками. Пили, чтобы освежиться и ради времяпрепровождения. Все выглядело как декорации на сцене: переулочки, кончавшиеся лестницей, аркой или перголой. Маленькие гостиницы и винные лавочки. На балконах пышные розово-лиловые петунии.
На берегу белые лодки.
— Сегодня у нас будет прекрасный день, — сказала я.
Испытывая непонятное, но приятное облегчение, я сознавала, что нам больше нечего сообщить друг другу. Что ничего больше не мучает.
Но ненадолго.
Мы пили мелкими глотками это прекрасное розовое вино. Мяртэн мог смотреть на море. Я же сидела к морю спиной и видела только Мяртэна. Он понял, что я впитываю эти мгновения в память.
Я сказала глазами: «Люблю тебя».
Но Мяртэн покачал головой.
— Ты не меня любишь. Ты любишь свои воспоминания.
— Неправда! — воскликнула я. — Мяртэн, ты не должен так думать.
Вместо ответа он накрыл своей рукой мою, лежавшую на столе. Это означало: не стоит спорить, все-таки это правда.
Со скал свисали пучки цветов. Но пора анемонов, лесных гиацинтов и орхидей, которые мне так хотелось увидеть, уже миновала.
Вагончики фуникулера, казалось, сделанные из стекла, подняли нас из Анакапри и дали возможность наскоро заглянуть в тутовые и апельсиновые сады. Вид с высоты в глубину Гольфо ди Наполи вызвал испуг.
Я боялась высоты. Непреодолимая, непонятная сила всякий раз так и тянет меня вниз. Наверное, я лишена смелости. Мяртэн так считает. Он и сегодня по-своему дал понять это.
И на сей раз я сторонилась высоты. Хотя оттуда можно было увидеть дым Везувия и снега Апеннин. С большим удовольствием я взяла бы в руки лопату и вскопала хотя бы клочок нетронутой земли, если бы такая нашлась. Чтобы найти под каким-нибудь розмариновым кустом глиняную кружку, наполненную монетами времен императора Августа.
Август был мне симпатичен. Он первым привез на остров деревья и растения. А Тиберий превратил остров в место зверств и пороков. Но Константин считал, что уж если копать, то именно в Монте Тиберио, в радиусе виллы. Несмотря на то что эти места были уже основательно разграблены пиратами и сарацинами.
Мяртэн протянул руку за край скалы, сорвал в расщелине пучок цветов горного чеснока и преподнес мне. Я пообещала засушить их и сохранить. Мяртэн усмехнулся.