Но в тот миг, когда мы проходили мимо, открылась лакированная шкатулка. В шкатулке стояла на пуантах кукольно хорошенькая балерина, которая начала делать пируэты под мелодию «Санта Лючии».
Мы замерли с Мяртэном, как дети, уставившиеся на игрушки в праздничной витрине магазина. Душа наполнилась удивительной нежностью, которую может вызвать только нечто крайне искреннее и наивное.
Я держала руку на поясе Мяртэна, а он обнимал меня за плечи. Мы стояли так до тех пор, пока музыка не перестала играть и шкатулка не закрылась. А Мяртэн поблагодарил синьора за эти прекрасные минуты.
Конечно же мы опоздали.
Все уже сидели за обеденным столом. Нас обслуживала сама хозяйка гостиницы. Она была, как и большинство пожилых padron, маленькой и толстой. На жирных коротких пальцах — жемчужины и брильянты. В больших мочках ушей тоже сверкало что-то драгоценное.
Каждому из нас она торжественно подарила почтовую открытку с видом ее гостиницы. Пожала руку и выразила надежду, что мы и впредь будем посещать ее.
— Si, si, — пообещала я вежливо.
Подали frutti di mare и вино шабли. В нашей группе нашлись настоящие гурманы.
И вдруг Феврония решительно и с отвращением отпихнула от себя подальше тарелку и велела пришедшему в полное замешательство cameriere заменить это все равно чем, но съедобным.
Феврония ждала. Очевидно, того, чтобы мы все оскорбились вместе с нею и последовали ее примеру.
Cameriere поспешил вызвать хозяйку. Две служанки ресторана возникли в дверях, чтобы полюбопытствовать на нас. Появилась padrona. Скрыла усмешку за тяжелыми веками и отдала распоряжение заменить Февронии дары моря спагетти в томатном соусе, как она того пожелала.
Мейлер бросил какое-то замечание.
Обед продолжался.
Феврония — вся воплощенный упрек — воткнула вилку в сплетение спагетти. Чрезмерное спокойствие и тишина за столом вывели ее из равновесия.
— Никто не может меня заставить есть всевозможную мерзость. Я не позволю глумиться над собой.
Когда и на это не последовало ответа, она снова принялась сражаться со спагетти.
Константин спросил, что я буду делать после обеда в свободное время.
— Не хотели бы вы прогуляться в сад Августа?
Я рассчитывала на Мяртэна. Ответила Константину, что мне предстоит что-то другое.
— Как жаль, — сказал Константин.
Гостиница, где на продуваемой сквозняком террасе мы обедали, была некрасивой. Два дома соединяла веранда, подобная коридору. Фасад демонстрировал многочисленные разностильные окна. Здесь были и дугообразные окна железнодорожных вокзалов, и другие, разных размеров и с разными переплетами. Может быть, публика, жившая здесь в разгар сезона, скрашивала своим великолепием это уродство. Архитектуру даже самых красивых городов могут обезобразить своим присутствием люди на улице. Но люди же могут сделать ее еще краше. Потому что только человек своим видом может все украсить или обезобразить. Что он по мере сил и делает.
Мы с Мяртэном договорились, что будем бродить по улицам Капри. Посмотрим магазинчики и заблудимся в узеньких переулочках со сводами из ползучих роз. Исследуем, куда ведут лестницы и террасы.
— Или у тебя есть какой-нибудь другой план?
У Мяртэна не было.
— Как ты хочешь, — сказал он.
— То, чего я хочу, того нельзя. — Но я не пожелала прояснить свою мысль, а сказала, что хорошо бы увидеть с горы Соляре, как солнце опускается в море за островом Искья.
— Я слыхала, что это несравненное зрелище.
— Этого ты не сможешь увидеть. Вечером мы будем уже в Риме, — сказал Мяртэн.
— Тебе не жаль так скоро уезжать отсюда?
Мяртэн не ответил.
— А я хотела бы, чтобы сегодняшний день был самым длинным днем в моей жизни.
— Но и самый длинный день имеет конец.
Мы разглядывали витрину лавочки. Тонкой расцветки блузки-рубашки с турецким орнаментом. Мода на них была в разгаре. Они красовались в каждой витрине. Но абсолютно все разные.
— Кто о тебе заботится?
— В каком смысле?
— Приводит в порядок твои вещи. Занимается хозяйством.
— Сестра.
— Да! У вас хорошие отношения?
— Нет.
— Смотри, какая красивая монахиня!
— Я не заметил, — пожалел Мяртэн.
Действительно жаль. Это была на редкость красивая монахиня.
— В другой раз постарайся сказать пораньше.
— Что ты сказал, Мяртэн? Ты не ладишь с сестрой? Почему?
— Да все потому же.
Да, я знала, у них были разные взгляды на жизнь. Мяртэну следовало бы жить отдельно от сестры. Но все ли желания осуществимы и возможны?