– Это не секта, – с уверенностью перебила её Татьяна.
– Так кто же тогда? Маньяк?
– Хуже!
Собеседница растерялась в предположениях. Она перебирала в голове многочисленные варианты и единственное, чем смогла дополнить:
– Отец?
– Да что вы все привязались к этому отцу?! – взорвалась с пол оборота Маркус.
Её неожиданная реакция тут же преобразовалась в молчание.
– На самом деле мне он отчим, это сестре отец, – спокойно продолжила она. – Отчим тут ни при чём! Да! Он дурак и алкан! Руки распускает… Любит учить нас жизни, напьётся и гоняет… ремнём грозится выдрать… А когда трезвый, он душка. Начинает вину замаливать, шоколадки нам покупать… Мы с сестрой ему всё простили. – Пациентка нервозно приняла полусидящее положение, губы надулись, здоровую руку она по-хозяйски подсунула под другую, загипсованную. – Следователь, когда пришёл в самый первый раз… я попросила, чтобы отчима отпустили, а он начал меня убеждать в обратном, уговаривать, чтобы я его не покрывала… Я психанула и сказала, что больше вообще ничего не скажу!
– Вот поэтому и не отпускают. Ты же не говоришь, кто вас так покалечил на самом деле. – Лопухина притихла, наблюдая, как девушка нервно обкусывает губы.
– Не говорю, потому что никто не поверит. – Маркус взялась за кожу на околоногтевых валиках, та была изрядно огрубевшей и с трудом поддавалась зубам.
– А если я́ поверю?
Татьяна резко прервала своё занятие.
– Вы? – Она взглянула на медсестру скептически. – Сомневаюсь…
– Я отличаю по лицу, когда врут. У нас в стационаре говорят, что мне врать бесполезно, я чувствую враньё за километр.
Девушка сначала поколебалась, а затем демонстративно выставила вперёд своё круглое лицо, чтобы собеседница видела его лучше.
– Ну тогда смотрите! Буду я сейчас врать? – Она глубоко вдохнула и понесла полную околесицу: – Это всё тварь в лесу, ведьма, понимаете? Нечисть, злой дух, старая карга! Это она на нас набросилась! Знаете, какая она страшная? – Маркус выпучила глаза. – Да она земли практически не касалась! А на ногах у неё какие-то скобы из металла – я таких никогда не видела. И они нисколько не мешали ей быстро передвигаться. За руку схватит – словно ожог… Вот смотрите! – Татьяна выставила вперёд запястье. – И голос… У неё такой голос, как испорченная звукозапись в другом диапазоне… Она смотрела мне прямо в глаза и говорила басом: «Таня-а-а… что ты здесь делае-ешь?» А потом погналась за сестрой, схватила её пятернёй с длинными скрюченными ногтями за волосы, кричит: «Марья-ана-а… почему ты убега-а-ешь? Я заберу тебя с собо-о-ой…» Она и имена наши откуда-то знает! Всё про нас знает и про отца тоже! Она – настоящий ужас, такой не придумаешь, просто нечто!
У Олеси отвисла челюсть, она смотрела растерянно, не зная, как теперь выпутываться.
– Вы же сами сказали, что отличаете! Врала я сейчас?! – Татьяна настойчиво моргала карими, немного вылупленными глазищами. С таким выражением лица она походила на ребёнка детсадовского возраста, сообщившего взрослым о реальном существовании Бабы-Яги.
В дверь нерешительно постучали – не дождавшись ответа, слегка приоткрыли. В образовавшемся проёме показался длинный нос, а затем загипсованная рука больного Пилипенко. Как оказалось, постовая медсестра срочно потребовалась в одиннадцатую палату. Медсестра уставилась на больного долго соображая – кто понадобился, куда…
– Мы с тобой после договорим, – запинаясь произнесла она и скрылась вслед за Пилипенко, прихватив использованные шприцы. Таня откинулась на подушку. Потолочный свет казался слишком ярким и режущим глаза – тогда она вытянула подушку из-под себя и закинула на лицо, накрыв ею лоб и веки.
Когда отделение отходило ко сну, Лопухина заглянула. Девушка спала, открыв рот, по-прежнему с подушкой на верхней части лица и издавала посапывающие звуки. Медсестра погасила свет, после чего направилась по коридору в сторону стеклянного поста. Этот разговор не давал ей покоя всю оставшуюся ночную смену.
Утром, когда больница снова превратилась в миниатюрную модель мегаполиса, Лопухина перед уходом заметила ковыляющую в туалет Татьяну. Её волосы, наспех приглаженные рукой в отсутствии расчёски, небрежно топорщились, одета она была в больничный цветной халат. Черепашьим темпом спина с зелёными ромашками и синими стебельками завернула в дверной проём больничного санузла.
По возвращении домой Олесю терзал вопрос: сколько всего может произойти за пару выходных в её отсутствие… Злой дух, о котором обмолвилась девушка мог стать результатом галлюцинаций, что тоже не вызывало облегчения. Подобные симптомы появляются в результате шизофрении или использования галлюциногенов: таблеток, травы, грибов, сорванных в лесу. Ведьма могла быть как абсолютно несуществующим явлением, так и искажённой формой живого человека, например, кого-то из друзей. Досадно, что вторая участница событий пока не могла ничего рассказать – Олеся с удовольствием послушала бы её версию и поставила бы предположительный диагноз. Всё стало бы на свои места, так как одинаковых галлюцинаций у разных людей не бывает.