– Мар-кус… – попытался повторить он более чётко.
– Я поняла вас. – Медсестра вышла к нему навстречу.
Перед ней стоял явно хронический алкоголик, находящийся в стадии ремиссии, и хотя она понимала без особого труда, что в больницу прибыл один из главных персонажей этой загадочной истории, но удивлялась – зачем. В руке он трогательно сжимал сияющий новизной пакет, в котором просвечивались фрукты.
– Что вы там принесли? Ей можно не всё подряд.
Мужчина распахнул перед ней пакет. За фруктами виднелась палка копчёной колбасы.
– Колбасу забирайте – ей сейчас нельзя никакие копчёности. А там что?
Отчим с хрустом вытянул блестящую упаковку.
– Чипсы. Она их любит, – пояснил он виновато.
– Чипсы тоже забирайте. А что там на дне?
– Чупа Чупс. – Мужчина полез рукой на самое дно, чтобы продемонстрировать эксклюзив, который он принёс.
– Забирайте! – Олеся не стала дожидаться, пока он его выловит со дна пакета, потом передумала: – Хотя нет… оставьте. Отнесите бананы, йогурт и этот ваш… Чупа Чупс.
Мужчина захлопнул пакет, войдя в стадию боевой готовности – сейчас его предъявят избитой падчерице.
Олеся сопроводила его до четырнадцатой, чего она не делала никогда в отношении родственников других больных. Когда он исчез за дверью, её начал распирать интерес. Хотелось найти причину, кинуть во флакон дополнительную дозу безобидного лекарства, чтобы был повод войти в палату… Но Татьяна за прошедшие дни освоилась и уже знала – когда и что ей приносят, этот визит вызвал бы подозрение.
Через определённое время отчим вышел из палаты расстроенный, с мокрыми глазами, произнёс, проходя мимо поста: «До свидания!» и покинул отделение. Лопухина после того, как он скрылся за углом, тут же позабыла про завал работы и юркнула в четырнадцатую.
Маркус в это время с удовольствием наворачивала банан.
– Ко мне отшим прыходыл, – выпалила она сразу с набитым ртом, не будучи в курсе, что Олеся давно срисовала его вдоль и поперёк. Все мысли медсестры были только и заняты его приходом.
– Выпустили? – Лопухина брякнула наобум, лишь бы что-то вставить и не показывать столь явного интереса.
– Ну да… Он же не виновен. – Татьяна отбросила кожуру на тарелку, взялась распечатывать Чупа Чупс, настроение у неё было приподнятое. – Он уже полтора месяца не пьёт, исправляется… Хоть какая-то польза от нашего побега. Наказание не прошло даром.
Медсестра опустилась на соседнюю кровать.
– Про что ты?
Маркус откинулась на подушку с торчащей из уголка рта белой пластиковой палкой, издала громкий выдох.
– Из всех, с кем я общалась, только вы малость верите моим словам… По вашему лицу это видно. Сомнения, поиск истины… А все остальные – противные, занудные, зацикленные сухари! Нашли козла отпущения, отчима, и стоят на своём. – Карамель громко загромыхала в зубах. – Говорят мне: «Он вас запугал? Не бойся… Мы его посадим. Он вам больше ничего не сделает. Ты только заявление на него накатай».
Резкий порыв ветра задёргал приоткрытой оконной рамой. Олеся подошла к окну, наглухо закрыла его и окинула взглядом ненастную обстановку на улице: быстро набежали тучи, небо почернело, ветер подбрасывал всё, что попадалось ему на пути, взвинчивал клубы пыли вперемешку с опавшими листьями. Вероятно, снова надвигались ливневые дожди.
– Ну а как же было на самом деле? – присела она.
Пациентка перевела взгляд с потолка на медсестру и перестала громыхать карамелью. Вытащив её изо рта за конец трубочки рукой в лейкопластырях, она облизала губы, произнесла с виноватым видом, опустив глаза:
– Это отчиму надо на нас с Марьянкой заявление катать… Мы его подставили, понимаете? – Карие радужки вновь уставились на Олесю. – Мы организовали побег специально с таким расчётом – не взяли телефонов, одежду не тронули, постель оставили не заправленной… В общем так, чтобы все подумали, будто он нас укокошил.
Дверь распахнулась, Наина вошла задом, подтаскивая за собой наполненное водой ведро со шваброй. Диалогу суждено было прерваться. Олеся сразу молча вышла, чтобы у санитарки не возникало предположений, что постовая медсестра вместо выполнения своих обязанностей часто засиживается в палате под номером «14».
Вечером, перед отходом отделения ко сну Олеся занималась бумажной, рукописной и канцелярской деятельностью: что-то подклеивала, нарезала, что-то записывала, подписывала, вкладывала, а заодно прислушивалась к беседе женщин-коллег с выздоравливающим больным Смирновым. Разговор с Маркус не давал покоя, что-то было не так. Несмотря на несуразные объяснения, чувствовалось: жертва, попавшая в переплёт событий, не врёт и не повторяет чужой текст под чью-то дудку.