За всё время пребывания в стационаре Маркус ни с кем не вошла в контакт, а с ней, с Олесей, разговаривает охотно, делает откровенные признания, хоть и бредовые…
Смирнов, общительный мужчина в рассвете лет, облокотился о стойку поста, словно о стойку бара, он пытался привлечь внимание обаятельных работниц травматологии. По всей видимости в мужской палате его красноречие не производило должного эффекта перед сонной лежачей аудиторией – битыми мотоциклистами и другими участниками ДТП.
Олеся оторвалась от писанины, с улыбкой наблюдая за коллективом. Раздался взрыв хохота. К смеющемуся коллективу приковылял ещё кто-то загипсованный. Олеся ушла в раздумья, но улыбка на лице так и осталась. Казалось, что она сейчас принимает участие в обсуждении, но на самом деле она анализировала произошедшее с юными сёстрами, витала в собственных мыслях, не выдавая ничем оторванность от коллектива.
Старая ведьма бродит по лесу и стращает девочек: нападает на них, доводит до реанимации – Олеся задумчиво почесала карандашом переносицу. Вряд ли они признаются, что накануне принимали. Обычные глюки от психотропов, ничего удивительного тут нет. Надо выяснять и это кажется очевидным по характеру повреждений – с ними был кто-то третий. Может их собралась целая компания – устроили вакханалию, затем обкурились, передрались, а результат налицо. Олеся перевела взгляд: в стороне, с серьёзным выражением, подперев спиной стену, стояла Маркус. Безделье и одинокое пребывание в палате вынудило её прибиться к группе людей. Татьяна слушала о чём они говорят, хоть и без явного интереса. Заметив, что на неё пристально смотрят, она развернулась и поковыляла на свою койку.
Когда больные разбрелись по палатам, и свет постепенно начал в них затухать, Маркус прошла мимо поста, затем обратно. По прошествии часа Олеся заметила её вновь. Когда та возвращалась обратно, медсестра не выдержала.
– Не спится? – спросила она. Та в ответ отозвалась невнятно, но сразу остановилась. – Шоколадку хочешь? – Олеся отломила несколько квадратов и протянула, сама при этом уже смаковала.
Ей стало жаль девчонку, которая до сих пор ходила в больничной одежде, ела из больничной посуды и довольствовалась тремя бананами с одной карамелькой на палке.
Угощению Татьяна обрадовалась, сделав одобрительный кивок. Медсестра предложила присесть.
– Мы с сестрой каждый вечер пьём чай с молоком вприкуску с шоколадом, – произнесла Татьяна, попробовав маленький кусок. – Не знаете – как она сейчас?
Медсестра неуверенно отреагировала пожиманием плеч.
– Пока без изменений. Ты не волнуйся, я первая узнаю, когда она придёт в себя. У меня свой человечек работает в реанимации, так что… сразу известит.
Маркус немного оттаяла, после чего залюбовалась красочным календарём.
– Я была ещё мелкой, когда моя мама вышла замуж за вдовца. – Сейчас Татьяна говорила как взрослая, детские гримасы и интонация девочки-глупышки сразу куда-то исчезли. – И у этого вдовца была маленькая дочка, мы с ней оказались почти ровесницы. Мы с Марьянкой быстро спелись – это было скорее рождение нашего с ней союза, а не бессмысленного брака матери с отчимом. Иногда бывает такое ощущение, что мы с ней самые настоящие кровные сёстры, а никак не сводные…
Голоса, доносившиеся из палат, стихли совсем – больница погрузилась в повальный сон. За окном продолжали светиться сотни окон многоэтажек – город не придерживался правил больничного распорядка.
– Но после шести лет брака, – продолжала Маркус, – мама заболела и умерла. – У неё выступили слёзы. – Меня хотели родственники к себе забрать, да только я упёрлась, что мы с Марьянкой ни при каких обстоятельствах не расстанемся. – Чем больше она улавливала интерес в глазах Олеси, тем больше ей хотелось рассказать. – Меня даже силой пытались увезти к двоюродной тётке, которую я толком не знаю, а я убежала и неделю в сарае просидела в нашем потайном месте – Марьянка втихаря еду мне таскала. А остальные тогда просто чокнулись с моим розыском – так же листовки по городу висели.
Звезда заборных листовок оказалась интересной рассказчицей, и Олеся совершенно забыла про желание прикорнуть на кушетке в сестринской, сейчас её больше всего волновала исповедь пациентки, которая говорила и говорила без умолку.
– А дальше… Дальше сестра не выдержала и проговорилась отцу – вот с того момента он вроде активизировался, начал бороться за меня, чтоб я с ними осталась жить, доченькой называл, плакал. И родственники отвязались. От нас все отвязались, потому что отчима в округе прозвали «роковым вдовцом». Про него такие легенды ходили… И что он жён своих на тот свет отправил… И вообще, если кто пропадал где-нибудь на другом конце города, сразу на него пальцем показывали, за спиной у него шептались – людям ведь надо языки почесать.