Нина видит — глаза Ани светятся гордостью. Вот, мол, какие мы, рязанцы!
— …Я собираюсь про вас, снайперов, книгу написать, — продолжал Ставский, — рассказать, как вы храбро сражаетесь за нашу советскую Родину. Ну а теперь хвалитесь, рязаночки, сколько фашистов уничтожили?
— Тринадцать. И у Полины столько же.
— По чертовой дюжине? Хорошо! Ну-ка, выкладывайте, как на них «охотились»!
Аня сбивчиво рассказывает, как она зажмуркой подстрелила фашистского разведчика, как, отражая контратаку гитлеровцев, метким огнем остановила отделение немецких автоматчиков, которое по кустарнику пробиралось в тыл взвода.
Ставский сосредоточенно слушает. На его лице, у глаз и на лбу, залегли морщинки.
— А песни петь умеете? — спросил Ставский, когда все разузнал до капельки про боевые дела девушек.
— Умеем. У нас Аня лучшая солистка.
— Так вот почему тебя Чижиком прозвали?! Ну-ка, ну-ка. Чижик, давай споем!
— А какую песню, товарищ писатель?
— «Священную войну».
Они спели «Священную войну», потом — «Дубинушку».
Ставский встал, посмотрел на часы и сказал:
— Кажется, я загостился у вас. Спасибо вам за песни, милые девушки!
— Приходите еще к нам.
— Обязательно зайду!
От его слов на Нину дохнуло отцовским теплом.
— А почему вы нас обо всем расспрашивали и ничего не записали? — не вытерпела Аня, которую беспокоил этот вопрос: обещал про них написать, а даже блокнота не вытащил из кармана.
— У меня все здесь, — поднес Ставский руку к голове. — Это самый надежный блокнот. Ясно, Чижик?
— Так точно, товарищ писатель!
Ставский еще раз попрощался и шагнул в темноту.
Переменившийся ветер гнал с далекой Балтики хмурые облака. Сырой и пронизывающий холод пробирал до костей. Нина замаскировалась в траншее неподалеку от разведчиков. У нее своя боевая задача — поддержать наступление гвардейцев снайперским огнем.
Томительны минуты ожидания пород боем. Беспрестанные тревожные мысли теснится в голове.
Внезапная легкая дрожь прошла по земле — вдалеке ахнули залпы наших пушок. Черные фонтаны дыма искромсанной земли поднялись среди укреплений врага.
— Но страшно? — услышала знакомый голос Нина.
Она обернулась и увидела Ставского. On шел по траншее в ее сторону. Из-под распахнувшейся плащ-накидки блеснули ордена Красного Знамени.
— Привыкла, — ответила Нина.
— То-то, вяжу, прижалась к мотушке-землице… И правильно делаешь. Глубже зарывайся, дочка! Сейчас война — не то, что было в гражданскую, — в прошел далее по траншее к бойцам, лежавшим у пулемета.
Артобстрел переместился в глубину фашистских полиций, и Нина увидела поднявшихся в атаку бойцов.
Гвардейцы бегут налегке. Сапоги тяжело месят глубокую грязь. Автоматы наизготовку. В центре с поднятым пистолетом Рыбин. Еще несколько десятков шагов — в первые траншеи врага. «Ну, миленькие, поднажмите чуточку! Совсем немножечко осталось!» — мысленно торопит их Нина.
Вдруг длинной очередью хлестанул оживший вражеский пулемет. Упали на перепаханную снарядами пашню недобежавшие бойцы. Пули зло клевали землю. Обуховская лихорадочно искала гитлеровский пулемет. Скорее, скорее!! По слуху, его треск доносился с левого фланга. Присмотрелась. Вспышки выстрелов сверкали среди голых кустов ивняка за первым поясом фашистских траншей. Спокойнее! Она разглядела в бинокль зеленую с малыми рожками каску и выстрелила по ней.
Пулемет смолк.
Залегшие бойцы поднялись и побежали вперед Среди них маячила знакомая рослая фигура Ставского.
«Ах, зачем же он?» — с тревогой подумала Нина, глядя на изгрызанную снарядами и минами нейтральную полосну земля, где осталась неподвижно лежать несколько бойцов.
Пехотинцы добежали до вражеской траншеи. Летят гранаты… Бой идет в ходах сообщения…
Немцы были выбиты. В их насаженных, добротных укреплениях теперь хозяйничали разведчики и гвардейцы рыбинского батальона. Они спешили оборудовать щели с обзором в сторону отступившего врага.
Нина тоже перебралась к ним я готовила для себя место засады.
— И ты здесь? — услышала она голос Ставского. — Молодец! Только маскируйся лучше и щель обзорнее делай. Вот так… Побыстрее, а то сейчас фашист «концерт» откроет. Позиции-то проворонил. И поделом! Как говорится, что с возу упало, то пропало…
И правда, через четверть часа сплошной гул канонады окутал новые позиции гвардейцев. В разрывах вздымались фонтаны земли, огня, летели к небу обломки бревен и гибли, гибли бойцы.