— Война кончится — научитесь, — робко глянула на него Нина.
Еще весело кружились пары, когда Нина и Степан вышли на улицу.
Они брели наугад. Молчали. И это, наверное, длилось бы неизвестно сколько, не попадись им на пути могучая приземистая сосна. Природа наградила ее богатырскою сплою и поставила среди других сосен предводителем всего зеленого войска. Ее даже не сгубили, когда строили блиндажи.
— Какая здоровущая! — удивился Степан. — Не обхватишь. Ей, поди, лет двести…
— А может, и все триста, — вполголоса отозвалась Инна. — Нам в пионерском лагере рассказывали, что возраст дерева точно можно по спиленной части определить, считая годовые кольца.
— Древние люди из таких деревьев лодки выжигали…
Сзади послышался оживленный говор и смех. Их догоняли девушки, возвращавшиеся из «клуба».
— Нинок, долго не задерживайся, а то не открою! — озорно предупредила Аня.
— Ладно!.. Беспокойная она у нас, Чижик.
— Наверно, такая уродилась. Забавная у меня землячка, — улыбнулся Степан.
Они гуляли по лесу. А время летело, казалось, незаметно. Как-то мимоходом Нина взглянула на часы и, приостановившись, обеспокоенно проговорила:
— Мне уже пора идти, Степа. Аня и вправду дверь не откроет, — и попыталась высвободить свою руку.
— Вместе постучим, откроет, — крепче сжал он ее ладошку.
— Ну-у-у, Степушек!.. Товарищ лейтенант, отпустите, пожалуйста!
Последнее обращение, официальное, подействовало.
— Нина, свидимся ли еще? — с тоской посмотрел на нее Степан.
«Обязательно свидимся!» — ответила она ему любящим взглядом и побежала к своей землянке.
Выстрел, едва не роковой…
Траншеи боевых порядков батальона петляли у подножия горы, которую оседлали гитлеровцы, выбитые ни деревни Пустошки.
Нина лежит в окопчике и внимательно следит за каждым кустиком, бугорком, за подозрительными неровностями среди укреплений врага.
Недалеко от нее притаилась Полина и тоже просматривает в бинокль местность впереди.
Прошло более четырех часов, как они в засаде. А немцы будто вымерли. Подозрительная тишина. Лишь ветер порывами касается щеки Нины.
Солнце медленно перекатывается к лесочку, в который врезался правый фланг батальона. Лучи его высекают искры из снежинок, слепят глаза. Нина щурится, чтобы избавиться от рези в глазах. Все тело медленно сковывает холод, но двигаться нельзя. Она сильнее стискивает зубы. «Теперь бы погреться у печурки да выпить стаканчик, другой чаю. Куда же фрицы-то подевались? Что-то тут не так… Но что?!» И беспокойство накипает давить на сердце.
— Нина, пригнись! — уши вдруг резанул взволнованный возглас Полины.
Она в испуге убрала голову от наблюдательной щели.
Тут же позади звякнула о металл пуля, что-то ударило по каске. «Неужели конец?» — ожгла страшная мысль.
— Нина, ты меня слышишь?
— Да, — пошевелилась она, с трепетом ощупывая себе лицо, шею и голову: «Кажется, все в порядке…»
— Живая! — подползла к ней Полипа. — У тебя губа в крови!
— Пустяки, прикусила.
— Уходим отсюда: снайпер нас выследил!
Они осторожно поползли от опасного места…
Едва возвратились в землянку, Нина бросилась обнимать и целовать подругу, приговаривая:
— Спасибо тебе, Полиночка, дорогая, милая! Ты меня от верной пули уберегла!
— Девочки, что случилось? — непонимающе смотрела на них Аня.
— Уф-ф-ф! — в изнеможении плюхнулась на нары Нина. — Ну, Аннушка, страху я сегодня натерпелась! На волоске от смерти была!
— Снайпер ее чуть-чуть не срезал, — проговорила Полина.
— Как так?
— После полудня уже было. Я просматривала в бинокль фрицевские траншеи. Вдруг на солнце что-то блеснуло. Оптика, думаю, не иначе, как ихний снайпер, и кричу Нине: «Пригнись!» А следом выстрел слышу.
— Фрицы за нами «охотиться» стали. Значит, засели мы у них как кость в горле. А этого гада я обязательно выслежу и срежу!
— Выследишь? Смотри, не попадись на мушку сама.
— Не бойся, Полиночка, не попадусь: я маленькая. В оптическом прицеле меня за муху и примет, — улыбнулась Аня.
— Поживем — увидим. Чижик.
— Девочки, вы, наверно, промерзла до костей? Вам чаю горячего налить?
— Хоть кипяточка, милая Анка, а то зубы дробь выбивают! — Нина принялась подпрыгивать, чтобы согреться.
— Вижу, носы синие. Минуточку терпения, и будет нам чай, — Аня загремела котелком у печи.