Смерть немецким оккупантам!»[7]
Такое письмо в начале мая 1944 года отправили в родную школу девушки-снайперы. Это был их фронтовой привет, боевой наказ младшим подругам…
Теплый, прогретый солнцем майский ветер сушил землю. Среди луговых низин зеленели островки молодой поросли. Березки, около которых петляли траншеи батальона, манили к себе девушек шелестом бледно-зеленой листвы.
Наконец-то сброшены надоевшие телогрейки. Дверь землянки распахнута настежь, приятое тепло ласкает лицо, руки, шею.
— А в Вешняках теперь празднуют годовщину, — нарушает молчание Аня. — Курсанты под Красным знаменем школы стоят. Екатерина Никифоровна, наверно, наше поздравительное письмо читает им. Представляю, замерли в строю молоденькие курсантики-девчушки, как мы были, не шелохнутся, слушают наше послание. Вот бы побывать сейчас там! — и мечтательно прикрывает глаза.
— Тс-с-с, девочки! Кажется, пушки?.. — встрепенулась Нина, прислушиваясь к далеким глухим раскатам.
— Не похоже, — проговорила Полина. — Тучи небо обволакивают. Это гром.
И в этот миг свежим порывом ветра со стола подхватило газету и швырнуло на пол.
— Нина, закрой дверь! — попросила Люба.
— Сейчас… Ой, девочки, тучи какие! Темные-претемные! Гроза будет.
— Меня гроза однажды в степи застала, — сказала Шура Шляхова. — Страху натерпелась!
Грохочущий удар как будто расколол небо. В отсвете молнии, блеснувшей сквозь дверные щели, застыли испуганные лица девушек.
— Ну, началось светопреставление! — прошептала Макарова.
И это были те самые неустрашимые снайперы, которые не боялись выходить на смертельные поединки с врагом.
Гром перекатывался над землянкой с надтреснутым рыканием. Полумрак внутри землянки прожигали огненные блики. И вскоре по дощатой двери забарабанили упругие струи дождя.
— Ух и хлещет! Еще затопит, — прижалась Аня к Нине.
— Тогда вплавь, как бобры, выбираться будем.
— А я плавать не умею.
— Придется на буксире тебя тащить. Ремень есть, подцеплю.
— Аня, не волнуйся, дождь перестает, — успокоила ее Полина. — Слышишь, уже стихает.
И правда, шум за дверью ослаб. Реже и тише урчал гром, а вскоре и вовсе смолк.
— Пронесло! — облегченно вздохнула Аня, открывая дверь, и в землянку вместе с солнечными лучами хлынул свежий аромат весны. — Девочки, а на улице какая прелесть!
В листьях берез искрились светлые капли. Все преобразилось, стало необыкновенно праздничным, будто и не было на свете войны…
— Рыбин идет! — крикнула Аня.
Девушки засуетились, начали одергивать гимнастерки, застегивать воротнички. Люба Макарова спрятала свой блокнот в карман. Аня убрала со стола пилотку и котелок.
— Здравствуйте, снайперская гвардия! — остановился комбат у входа, заслоняя собою Булавина, шедшего за ним следом.
— Здравия желаем, товарищ гвардии майор! Поздравляем вас с присвоением звания! — дружно приветствовали его девушки.
— Спасибо, спасибо, — обвел он их улыбающимися глазами. — Садитесь! Надо поговорить, — и прошел к столу. Разложил карту. — А ну, девчата, пододвигайтесь ближе… Где-то тут, — и его палец уткнулся в очерченное карандашом место, — у Ольховки, немцы замаскировали пушку, а возможно — танк. Наши разведчики ищут эту «невидимку», но пока безрезультатно. Вчера были подбиты два наших танка. Чертова «невидимка»!.. Сами понимаете, мы не можем наступать, пока не уничтожим эту опасную огневую точку. Ваша задача — включиться в ее поиск и обнаружить как можно скорее. Думаю, не подведете?
— Не подведем, товарищ гвардии майор!
— Действуйте, девчата. Считайте это приказом! Вопросы есть?
— Нет.
— Замполит, у тебя что-нибудь есть?
— Имеется, — Булавин протянул Шуре Шляховой пачку газет. — То, что отмечено красным карандашом, проработайте на комсомольском собрании. Ну а в остальном действуйте как комсомольцы, истребляйте оккупантов без всякой пощады до полной победы — это общая задача всего советского народа. Желаю вам всяческих удач!
И серые усталые глаза замполита прошлись по лицам девушек…
Гимнастерка отволгла. Спине стало зябко. Нина обрадовалась, когда первые лучи солнца заиграли на узеньких листочках вихрастого мятлика, склонившегося к ее каске.