— Вещи не брать!
Вернулась. А когда выбралась на улицу, растерянно остановилась перед неспокойным строем девушек, отыскивая глазами своих подруг.
— Ни-на-а, сюда! — позвала из конца шеренги Аня.
Подбежала, втиснулась рядом.
Вышла Чегодаева. Строй замер. Ее взгляд скользнул вдоль неровной шеренги, по осунувшимся лицам девушек, почти детским неказистым фигуркам. Чегодаева вдруг остро пожалела этих девочек, у которых фашисты отняли счастливую, безмятежную молодость. С минуту она молчала, потом заговорила — погромно, мягко:
— Девушки, теперь вы курсанты. Ваш день по распорядку будет начинаться с подъема. Затем физзарядка на воздухе, завтрак, политинформация. Восемь часов занятий в классах и на улице — это строевая, огневая, химическая и политическая подготовка, а также изучение инженерно-саперного дела и военной топографии. Здесь придется вам освоить не только снайперское дело, но и обязанности бойца стрелкового отделения — изучаться рыть землянки, ползать по-пластунски, стрелять из ручного и станкового пулеметов, метать гранаты и бутылки с зажигательной смесью, оборудовать ячейки-окопчики. Преподавательский состав у нас опытный. Многие прибыли в школу прямо с фронта, имеют ранения…
Потом они набивали соломой чехлы, полученные в каптерке. Спать на мягкой хрусткой постели после голых досок невыразимо приятно. Утром Нина с удовольствием потянулась, глянула на Аню: та еще сладко похрапывала.
— Хватит нежиться, барыни, — подошла к ним Полина. — Вставайте! Сейчас нас в баню поведут…
Ватные брюки, которые выдали Нине после жаркого душа, оказались великоваты. Она выглядела в них комично. Попросила другие. Но ей сказали, что меньших нет и что немножко придется потерпеть, пока портной не подгонит по росту. И когда она, неумело обмотав портянками ноги, сунула их в валенки, обе штанины собрались гармошкой.
Инна вышла на улицу. В воздухе кружились лохматые снежинки. Они падали на ресницы, разгоряченное лицо, таяли. Их прикосновение было приятно.
Чисто и хрупко в морозном воздухе зазвучала песня:
Пела Аня. Даже Чегодаева остановилась у крыльца, пораженная Аниным голосом, светлым, как обновленный снег.
Увидев ее, Аня оборвала песню на полуслове.
— Продолжайте, курсант Носова. Где научились так хорошо петь?
— У нас в семье все поют, — робко отвечала Аня. — Мой отец в юности пел в хоре вместе со знаменитым Пироговым…
Девушек распределили по взводам в ротам. Лейтенант Мудрецова, к которой попали Нина и ее новые подруги, построила своих подопечных в казарме. В номой солдатской форме они были похожи друг на друга. Внимательно оглядев каждую с головы до пят, Мудрецова сказала:
— Некоторым, как это ни печально, придется расстаться с косами.
— Ой, косы отрежут!
— Кто выкрикнул? — прошлась строгим взглядом по лицам девушек взводная.
— Я-а-а, — призналась Аня.
— Наша фамилия, товарищ курсант?
— Носова.
— Надо в таких случаях отвечать по-военному: «Курсант Носова!»
— Я не знала.
— Так вот, курсант Носова! И все… зарубите себе на носу, что разговаривать или выкрикивать в строю не положено.
Комвзвода Мудрецова шла вдоль шеренги. Против Нины она остановилась.
— Курсант?..
— Курсант Обуховская.
— Выйдите из строя! Кру-гом!.. Не так. Смотрите, как это делается, — показала. — Ясно?
— Да.
— Сделайте еще раз.
Нина повернулась и замерла, задержав дыхание. Гимнастерка на ней топорщилась пузырем.
— Товарищи курсанты, обратите внимание на заправку гимнастерки под ремень!.. А сейчас смотрите, как надо делать, — и, легко поворачивая Нину, чтобы видели все, Мудрецова ловко разогнала складки у нее за спиной. — Уяснили?
— Да, — вразнобой пробежало по шеренге.
— Будем считать, что эту нехитрую премудрость усвоили. На досуге порепетируете. А вы, курсант Обуховская, поняли?
— Кажется.
— По уставу надо говорить: «Так точно» пли «Никак нет». Становитесь в строй.
В перерыве Нина вытащила из тумбочки зеркальце. «Совсем изменилась! Вот бы мама увидела!» — разглядывала она себя.
— Дай-ка и я погляжусь, — подошла Аня.