Второй час она наблюдает за позициями гитлеровцев, которые вытянулись у села с ласковым названием Ольховка. Который раз глаза ее останавливаются на околице, где над кручею приютилась церквушка, укутанная зарослями сирени и молодых тополей.
Первую избу от церквушки как будто караулит кряжистый тополь, кем-то обрубленный с одного бока. Далее, почти посередине улицы, в небо взметнулся одинокий колодезный журавль…
Сколько ни присматривалась Нина к вражеским укреплениям, ей так и не удалось уловить ничего подозрительного. «Где же спряталась фрицевская «невидимка»? Как же они, проклятые, так хитро ее замаскировали?» — ломала она голову.
В полдень со стороны села долетел звук одинокого выстрела. «Снайпер! — замерла в ячейке Нина. — Как там Аня? Неужели ее?!» Двигаться нельзя: обнаружишь себя и тогда…
Лишь когда остывающее солнце спряталось за дальний холм, Нина покинула свой окопчик. В траншее она наткнулась на Аню, которая сидела, опершись на винтовку.
— Аннушка, дорогая, жива? Ранена?!
— Пустяки, чуточку царапнуло. Спасибо моей спасительнице. Вот, глянь. — И протянула Нине свою каску.
— Ой, дырища какая! Даже палец пролезает!
— Еще бы маленько — и поминай, как звали, — Аня пригладила дрогнувшей ладонью волосы.
— Как же это так случилось?
— И сама не пойму. Наверно, зазевалась. А может, фриц оптику засек, когда в бинокль кусты разглядывала…
— Какие кусты? У церкви?
— Нет, в селе…
В землянке их встретила Полина. Она поднялась из-за стола, оставив недописанное письмо, обрадованно проговорила:
— Пришли, дорогие мои воробушки!
— Да-а-а, — устало вздохнула Аня, снимая с плеча винтовку.
— Как поохотились?
— Вот как, — подала ем пробитую каску Аня.
— Ух ты, мама родная! Как же это, Анка?!
— Очень просто… Одно слово — «охота»…
Удачный залп
Нина дневалила, когда с «охоты» возвратились остальные подруги. Заслышав их оживленный говорок, Аня поднялась с нар.
— Вернулись! Все?
— Все, Чижик-пыжик!
— Что радуешься, Клавча, «невидимку» обнаружили?
— Нет, зато наша Шурочка фрицевского снайпера угробила.
— Так ему, гаду, и надо! Шурочка, дай-ка я тебя расцелую за это! — и Аня повисла у нее на шее.
— И чему ты радуешься, не пойму?
— Да этот снайпер ее чуть на тот свет не отправил, — заметила Нина.
— Каску продырявил.
— А ну покажи! — попросила Маринкина.
— Смотри, пожалуйста, вон она на столе.
— Ух, батюшки мои, какая пробоина! И живая осталась! — ощупывала она рваные острые края.
Клаву окружили. Каска пошла по рукам. Слышались ахи, вздохи и восклицания. Подруги наперебой расспрашивали Аню о том, как все произошло.
— Девочки, прошу внимания! — обвела их задумчивым взглядом Шура, когда улеглось волнение. — Нам надо подвести итог вылазок — это раз. А второе — прикинуть, где же все-таки фашисты упрятали свою «невидимку», где искать ее?
— За церковью!
— Нет, Аня: оттуда плохой прострел местности. Мне думается, она скорее всего где-то у яра.
— В селе тоже исключено.
— Почему?
— Я там каждый домик прощупала в бинокль.
— И я! И я! — поддержали Аню в один голос Клава и Люба.
— У меня догадка есть, — сказала Нина.
— Какая?
— Тополь, что у дома, на окраине, кем-то обрублен…
— Верно, я тоже это приметила! — кивнула Аня.
— А что, если фрицы его для маскировки своей «невидимки» обрубили?
— Пожалуй, мысль верная.
— И еще, тополиный кустарник есть на самом обрыве, у кладбища, где растет сирень. Возможно, ложный он? Проверить надо.
— Да, прощупать это место стоит, может, и вправду на «волчье логово» наткнемся? — призадумалась Шура. — А как?
— Зажигательными и бронебойными пальнуть всем вместе — залпом! — выпалила Аня.
— Залпом? — сразу повеселела Шура. — Это идея, Чижик! Идет, — и стала что-то записывать в блокнот…
С волнением Нина рассматривала в бинокль тополиные кусты. Ничего будто бы и нет подозрительного: обыкновенный кустарник. Даже глаза заболели от напряжения, но она каждую веточку, каждый листочек словно просвечивала взглядом.
Шагах в десяти от нее в траншее притаились Аня и Полина, а далее — другие подруги. Их винтовки заряжены и направлены на тополиную поросль, на сельское кладбище.