Шум боя постепенно удаляется и стихает. Не слышен над головою опасный посвист пуль. Рыбинцы уже далеко. Бой идет где-то за селом. Нина покидает свой окоп, перебирается по шаткому понтонному мосту на другой берег и бежит вслед за наступающим батальоном.
Дивизия генерал-майора Д. В. Михайлова 7 июля 1944 года под огнем противника форсировала реку Дрисса. Продолжая преследовать отходившего противника, невельцы 18 июля 1944 года в районе Сандарево вышли к границе Латвийской ССР.
…Батальон Рыбина пылил сапогами по узким улочкам Идрицы. Кое-где зияли воронки от бомб и кособочились полуразрушенные взрывами дома. У палисадников кучками толпились горожане. Женщины с улыбками смотрели на бойцов, а девушки махали вслед платками.
Не было отбоя от любопытных ребятишек. Это босоногое шумливое воинство провожало батальон до самой окраины. Некоторые из мальчишек были в пилотках и старались по-взрослому шагать в ногу с бойцами, взбивая голыми пятками дорожную пыль.
Скрылась за горизонтом Идрица, а дорога под палящими лучами солнца петляла и петляла среди полей, лесочков и оврагов. Девушки-снайперы шагали вместе с бойцами своего батальона, оставляя позади пропахшие зноем и потом версты…
Утреннюю почту принесла Аня.
— Девочки, про нас пишут! — взмахнула она газетой над головой, показывая ее всем. — В самой Москве нам салютуют! За Идрицу!
— Дай глянуть! — подскочила к ней Нина.
— Аня, читай вслух, — попросила Полина.
— Тут обо всем нашем фронте… Слушайте. «Приказ Верховного Главнокомандования. Генералу армии Еременко. Войска 2-го Прибалтийского фронта, перейдя в наступление из района северо-западнее и западнее Новосокольники, прорвали оборону немцев и за два дня наступательных боев продвинулись вперед на 35 километров, расширив прорыв до 150 километров по фронту, и в ходе наступления овладели городом и железнодорожным узлом Идрица, заняли более 1000 населенных пунктов, — Аня торжественно чеканила каждое слово. — 12 июля в 23 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Прибалтийского фронта, прорвавшим оборону немцев и овладевшим городом Идрица, 20-ю артиллерийскими залпами из 224-х орудий. Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины! Смерть немецким захватчикам!»
Аня умолкла. Некоторое время держалась напряженная тишина. А потом кто-то крикнул: «Ура!», и этот клич подхватили все девушки.
Далеко за холмами осталась последняя русская деревенька, через которую маршем прошли девушки со своим батальоном. Латвийская земля встретила новыми тяжелыми боями. Леса, болота, непроходимые топи встали на пути гвардейцев. Но откатывались гитлеровцы под героическим натиском Красной Армии к Балтийскому морю. Нигде не было покоя немецким оккупантам. Меткие снайперские пули девушек разили врагов, помогая батальону продвигаться вперед.
Одиннадцать недель с боями и перестрелками шагали девушки-снайперы по пятам отступавших оккупантов. И вот в начале октября 1944 года 21-я гвардейская Невельская дивизия заняла оборонительные рубежи западнее латвийского города Добеле.
Батальон майора Рыбина закрепился на окраине заброшенного хуторка, в двух-трех километрах от города. Впереди был враг, прижатый к морю. Он метался, как в западне, злобно огрызаясь. Не раз пытались гитлеровцы пробить брешь в нашей обороне, но гвардейцы отбивали все контратаки.
У девушек начались обыкновенные фронтовые будни: выходы на «охоту» чередовались с отдыхом. Они даже не замечали, что небо над их землянкой все чаще и чаще заволакивало серой хмарью. Зачастили мелкие, въедливые дожди. Листья ивняка, росшего кое-где по краям траншеи, окрасились пятнышками ржавчины и поблекли. Осень все настойчивее стучалась в дверь. Вечерами в землянке становилось зябко.
…Набросив шинель на плечи, Обуховская сидела около печурки, штопала перчатку. Аня лежала на топчане, отдыхала. Полина и другие подруги ушли на «охоту». Стягивая нитками протертую дыру в вязке, она тихонько напевала: «Зачем тебя я, милый мой, узнала…» Вдруг ее напев оборвал скрип двери, в лицо пахнуло свежим ветром. Она подняла голову.
В землянку вошла Шура, которую зачем-то вызывал замполит Булавин. Ворот у телогрейки, как всегда, распахнут. Из-под отворота виден красный шарф, присланный Шуре матерью. Шура очень дорожила подарком и, насколько помнила Нина, никогда не расставалась с ним. Этот шарф был для нее самым дорогим талисманом, который связывал ее с любимой Украиной.