— А на той стороне какой-то город.
— Франкфурт.
— Нелегко фрицев оттуда выкурить. По льду не переберешься, на лодках и плотах тоже.
— Про лед, Нина, и разговоров быть не может: его фашисты умышленно разбомбили. Тут, наверно, саперный батальон уже готовит переправу.
— Все же до того берега далековато! И как подумаешь, что под обстрелом переходить придется…
— Не бойся, Нинок! Не в таких переделках бывали — живы остались. И тут как-нибудь выкарабкаемся. Я только вот плавать не умею…
— Ни-на-а! А-ня-а! Где вы? Срочно в землянку! — позвала Полина.
В землянке они увидели комбата, вокруг которого сгрудились девушки-снайперы. Он что-то говорил. Нина в дверях зацепила сапогом пустое ведро, и все повернули головы в их сторону.
— Тише!
— Так вот, — продолжал комбат, — вам придется осваивать новую военную профессию, стать прожектористами.
— А для чего это, товарищ капитан? — спросила Аня.
— Придет время — узнаете, — комбат встал. — Опоздавшим, товарищ младший лейтенант, доведите до сведения, о чем здесь шла речь, а после зайдете ко мне и получите подробные инструкции…
Темной апрельской ночью небо над Одером располосовали огненные стрелы «катюш». Молотить оборону противника начала наша артиллерия. А в это время Нина, Аня, Полина и другие их подруги прожекторами слепили вражеский берег, который полыхал в сплошном черно-багровом пламени рвавшихся снарядов и бомб. В ярком лучистом свете прожекторов им были видны наши пехотинцы, которые шли на штурм гитлеровских укреплений.
Над головами с могучим гулом пролетали армады наших бомбардировщиков. Как никогда, чувствовали подруги мощь Советской Армии. И они были частичкой этой великой мощи!
Оборона гитлеровцев была взломана. Яростно сопротивляясь, они отступали. И каждый клочок вражеской земли изрыгал смерть. Густо свистели пули, рвались мины, снаряды. Падали убитые, раненые. Но ничто уже не могло остановить наступательного порыва наших воинов.
Утром в потоке наступавших войск девушки перебрались на западный берег по понтонному мосту, через который перекатывалась темная ледяная вода.
На Берлин!
Рассвело. За легкой дымкой тумана послышалось тяжелое урчание моторов.
— Танки?! — с замирающим сердцем вглядывалась Обуховская в туман. — Наши! — обрадовалась она, когда увидела красные звезды на башнях. Обернувшись к Ане, взволнованно сказала: — Наши танки!
Подминая под себя пожухлые стебли прошлогодней травы, «тридцатьчетверка», крутнув гусеницами, остановилась метрах в двадцати. Клубы взвившейся ныли отнесло на Нину. Она прикрыла глаза ладонью.
Откинулся люк, показался черный шлем, а за ним и сам хозяин. Танкист высунулся до пояса и прокричал:
— Девушки, а где тут дорога?
— Да вот она! — показала рукою Нина. — У рощицы!
— А, ясно! Спасибо. Садитесь к нам на броню, по Берлину прокатим!
— Мы с большим удовольствием! — откликнулась Аня.
— Девочки! — подбежала запыхавшаяся Полина. — Снимаемся… Лобковская сказала, что идем на Берлин! — радостно светились ее глаза. — С танками, десантом!
— Товарищ лейтенант! — крикнула Аня, выслушав подругу.
— Что?
— Едем с вами! Берете?
— С такими красавицами хоть на край света!..
Нина сидит на броне между Аней и Полиной, спрятавшись за башню. Аня что-то кричит на ухо Полине. Глаза ее сияют. Но из-за шума двигателя, лязганья гусениц Нине почти ничего не слышно, улавливает лишь одно слово: «Берлин!»
Около них, уцепившись за поручни, расположились разведчики. Один с рацией. Они сидели молча. Только раз, когда танк подпрыгнул, преодолевая каналу, один из них прокричал:
— Крепче держись, Богданов, не то хлобыстнешься за борт!
— И так держусь изо всей мочи, Паша, аж пальцы занемели!
— Ничего, терпи, скоро приедем в пекло — чертей дубасить!
С любопытством разглядывает Нина разбитые, покосившиеся от бомбежек и артобстрела коробки зданий, мимо которых бешено мчится танк. Где-то вдалеке ухают пушки. Над крышами стелется дым. «Горит, проклятый! — шепчет торжествующе Нина. — Вот и настал наш час. Это за все!.. За Невель! За Великие Луки!..» — и крепко сжимает винтовку.
Тротуары засыпаны битым стеклом, осколками кирпича. В вихре от крутящихся гусениц разлетаются фашистские газеты и листовки. На перекрестке перед небольшой площадью «тридцатьчетверка» приостановилась. И в это время с чердака какого-то здания длинно застучал пулемет. Пули веером прошли по асфальту и зазвенели, искрясь, по броне.