Оказавшись внизу, он заглянул за изгородь во двор красно-кирпичного дома. Козел едва серел в своем загоне посреди вечерней темноты, но красный цвет куртки хозяйки был все еще отчетливо виден. Она работала в саду, согнувшись с лопатой над какой-то грядкой. Грегори даже слышал ее тяжелое усталое дыхание; ни мгновения не раздумывая, он подошел к изгороди.
Женщина подняла голову; в сумерках лицо ее казалось бледным, а зрачки – расширившимися.
– Извините, я вынужден вас побеспокоить, – сказал Грегори, перегнувшись через изгородь.
– Ну что вы, какое беспокойство.
Женщина выпрямилась и вытерла лоб рукавом куртки. Она вроде бы улыбнулась, но, возможно, это ему только показалось.
– Скажите-ка, – произнес Грегори неестественно бодрым голосом, продолжая играть роль янки в Оксфорде, – автобус на Мальборо, который только что ушел, случайно, не последний?
– О боже! – воскликнула женщина. – Боюсь, что последний.
– О боже! – эхом повторил за ней Грегори.
Они взглянули друг на друга и практически мгновенно отвернулись друг от друга.
– Немного позже будет еще автобус на Девайз, – сказала она, взглянув на дорогу, – но боюсь, что вы не сможете оттуда сегодня добраться до Мальборо.
– Дело в том, что в Мальборо-то мне особенно и не нужно. Мне надо доехать до Солсбери, – сказал Грегори, прибавив некое подобие хрипловатой усмешки.
– О боже! – Пауза. – Вот так незадача! Грегори тяжело вздохнул.
– Наверное, у кого-нибудь в деревне есть машина. Я заплачу, если меня довезут до места.
Странный образ тут же предстал перед его мысленным взором: он сидит на краю прицепа, болтая ногами, а трактор тащит прицеп до Солсбери,
Женщина облокотилась на лопату.
– У меня-то у самой, боюсь, машины нет…
– Жаль.
– А сегодня к тому же «Семь сестер», видите ли. Чтобы доехать до Солсбери и вернуться, надо потратить целых два часа. Не думаю, что кто-то сегодня согласится на такое.
Сердце Грегори бешено забилось при упоминании о Плеядах.
– Семь сестер? – переспросил он.
Женщина сбилась и попыталась замять тему, что еще больше подогрело интерес Грегори. Он сразу же вспомнил фотографии в пабе.
– Это… гм… ежегодные соревнования по игре в дартс, – сказала женщина. – В пабе.
Даже в темноте Грегори почувствовал, что женщине вдруг по какой-то непонятной причине стало неловко и что ей явно не хочется продолжать разговор на затронутую тему.
– В самом деле? – переспросил Грегори, внезапно подумав, что опоздание на автобус из серьезной неудачи может обернуться заманчивой возможностью получить ценнейшую информацию.
Он вспомнил об обнаженном парне на фотографиях, разрисованном, словно татуированный вождь какого-нибудь дикарского племени. Вспомнил и о мужчине в кожаной кепке, косившем траву на вершине Стакли-Хилл. Людей туда, по его словам, пускали пару раз в году. Конечно, трудно сказать, где были сделаны снимки, но искусственный холм представляется вполне подходящим местом для этого. Возможно, каждый год по традиции победитель в соревнованиях в дартс должен предстать обнаженным. Или проигравший…
– У вас какой-то праздник, не так ли? – спросил Грегори.
– О, вряд ли это можно назвать праздником. – Женщина подняла лопату на фут или два и вяло воткнула ее в землю. – Скорее… скорее… шумная вечеринка. Довольно неприятная к тому же, если хотите знать мое мнение.
Чувствовалось, что она жалеет о том, что вообще упомянула о празднике.
– Ну что ж, в таком случае есть ли кто-либо в вашей деревне, кто предоставляет ночлег приезжим? – Он улыбнулся, постаравшись, чтобы женщина смогла разглядеть его улыбку в темноте. – Меня интересуют всякого рода народные праздники. Мне бы очень хотелось на нем поприсутствовать.
– Нет-нет, не стоит, – поспешно возразила женщина и затем добавила: – Откровенно говоря, это довольно скучно. И слишком шумно. Вы всю ночь не сомкнете глаз.
– А может быть, я тоже присоединюсь, – улыбаясь, сказал Грегори. – Я неплохо играю в дартс.
Женщина вздохнула.
– Боюсь, что приезжих не допускают. Там бывают только местные, видите ли. – Она пристально всматривалась в него, однако из-за уже практически полной темноты выражение ее лица оставалось для Грегори загадкой. – Единственное место в деревне, где вы смогли бы остановиться, – это наш паб, – продолжала она, – но сегодня он будет забит до отказа местными.
– Жаль, жаль, – произнес Грегори, уже обдумывая, как он будет беседовать с барменом и чем станет его умасливать. – Ну что ж, спасибо за помощь.
Он отвернулся и проследовал к воротам в поле, начал возиться с замком и тут услышал, что женщина снова окликает его.
– Откровенно говоря, – сказала она, – время от времени я предоставляю ночлег приезжим. Я могла бы и вас разместить.
Грегори заколебался.
– Телевизора у меня, конечно, нет, но вот свободная комната найдется. И я могу приготовить вам неплохой ужин.
Какое милое приглашение, подумал Грегори. Женщина явно смущалась, предлагая ему ночлег, словно она ему в каком-то смысле навязывалась. Но в ее голосе не было тех стальных ноток, характерных для жительниц Лондона, намека на то, что, улыбаясь вам, в глубине души они уже над вами смеются.
– А вы разве сами не идете… на праздник или как он у вас там называется?
– О нет, – произнесла женщина нараспев. – Такие штуки не для меня.
Грегори хотел было задать ей вопрос, а почему, собственно, нет? Что, это исключительно мужское мероприятие? На фотографиях он видел и женщин. Может, ее исключили по какой-то причине? Вновь пробудившаяся осмотрительность практического исследователя заставила его придержать язык. Грегори пришло в голову, что от человека, чувствующего себя непричастным к местным традициям, тем не менее живущего среди них, он сможет узнать о здешних обычаях значительно больше, чем от кучки угрюмых поселян, особой приветливости к нему не проявивших. Да и какой смысл сейчас отправляться в деревню, чтобы, получив от ворот поворот, опять пешком возвращаться сюда? В любом случае ему где-то надо переночевать.
Грегори подошел к изгороди, рассчитывая на то, что женщина увидит его милую улыбку.
– Ну что ж, хорошо, – сказал он, – я ваш.
7
Женщина провела его через темный двор к дому. Обошла какую-то бесформенную массу, лежащую посередине двора, и, обернувшись, бросила:
– В картошку не угодите.
Войдя в дом, Грегори смог повнимательнее рассмотреть ее лицо. Оно оказалось живым и веселым. Все ее смущение куда-то улетучилось. Она провела гостя в специальную кладовку в задней части дома, где они при тусклом желтоватом свете лампочки, сидя бок о бок на деревянной скамейке, снимали обувь – женщина свои сапоги, Грегори – походные ботинки. Женщина повесила красную куртку на деревянный крючок и протянула руку. Грегори не хотелось снимать свою куртку и оставлять здесь, в грязной кладовке. Женщина поняла его нежелание, улыбнулась и сказала:
– Куртка-то хорошая. Наверное, следует взять ее на кухню и там посушить.
– Спасибо, – ответил Грегори.
– Могу дать вам брюки взаймы, – предложила она, – а те, что на вас, мы бросим в стирку.
Грегори уставился на свои грязные ноги. Хельмут Ланг, конечно, не предполагал, что брюки от него будут использовать при полевых исследованиях. Они были безнадежно испорчены. Грегори понял, что сделанного не поправить, и какому бы суровому обращению она ни подвергла теперь их, хуже они все равно не станут.
– Это было бы превосходно, – откликнулся он, – а у вас есть что-то достаточно… длинное для меня?
Она оглядела его с ног до головы.
– Да, вы действительно страшно высокий, но мне кажется, я смогу что-нибудь придумать.