— Кларк? — удивленно переспросила Аня.
— Да. Так ее звали в прошлой жизни.
Рядом послышался смех. Алисия нахмурилась, а Аня сказала весело:
— Великая Хэнтэйви поверила в реинкарнацию? С ума сойти, как любовь может повлиять на человека.
— Я не поверила, — возразила Алисия. — Я это видела.
Она села и сверху вниз посмотрел на Анино лицо. Оно отливало медью в свете костра и казалось высеченным из куска бронзы.
— Мне не нравится то, что я вспоминаю, Анимигабовиквэ, и мне не нравится то, что я думаю об этих воспоминаниях. Но они приходят, и мне приходится с ними мириться.
— Викэхэйда?
— Да. Кларк. Она… — Алисия задумалась, пытаясь подобрать слова. — В той жизни она хотела сломать вековой устав моего народа. Было «кровь за кровь», всегда было «кровь за кровь», а стало «за кровь не нужно платить кровью». Я сделала это, и я до сих пор не знаю, почему. Ради моих людей или ради нее.
— И теперь ты видишь, что все повторяется?
— Да. Она пришла и попросила оставить в живых пленных. Я сделала это, и пленные сбежали, а после едва не убили ее и физически, и морально. Я не стала преследовать морских людей, когда они ушли на острова, и они вернулись, и уничтожили Люмен. И теперь она вновь говорит: «Ты не должна убивать их».
Аня жестом остановила ее быструю речь, и Алисия послушно замолчала. Она видела, как напряженно размышляет Аня, как оценивает услышанное и прикидывает, что можно на это ответить.
— Охотник, послушный своей женщине — плохой охотник, Хэнтэйви. В тебе живет Великий Дух, но, похоже, ты перестала слышать его голос. Открой ему свой разум, и он подскажет верное решение.
Она поднялась на ноги, и как была, обнаженная, раскинула руки в сторону. Алисия залюбовалась ее телом — сильным телом воина, изящным телом женщины.
— Истэка, — позвала Аня в темноту. — Идем. Пусть Хэнтэйви побудет наедине с Великим Духом.
Алисия осталась одна. И до самого рассвета она просидела рядом с горящим костром, вглядываясь в его пламя и вслушиваясь в голос разума.
***
Они стояли и смотрели друг на друга: она и он, она — вся подранная, хоть и умытая с утра, в оборванной одежде, с сердитым взглядом. Он — смуглый, красивый, нахмуренный.
— Ты понимаешь меня, или нет? Мне нужно увидеть друзей!
— Нет.
Это продолжалось битых полчаса: Рейвен нападала, индеец защищался, но ни шага не делал в сторону. А за его спиной находилась больница резервации, в которую Рейвен жизненно необходимо было попасть.
— Там мои друзья, ты, обезьяна! Там Мерфи, и Индра, и Вик, понимаешь? Они мои друзья!
— Нет.
Она уже практически решилась его ударить, когда неслышно подошедший охотник положил руку на ее плечо и отодвинул в сторону.
— Здравствуй, Узумэти, — он уважительно склонил голову, и индеец — о чудо! — склонил голову в ответ.
— Здравствуй, Лэпу.
Рейвен смотрела во все глаза. Оказалось, для того, чтобы ее пустили, надо было просто вежливо попросить.
— Разреши нам проведать раненых охотников, Узумэти.
И он шагнул в сторону, и пропустил их.
— Идиотизм, — ругалась Рейвен, входя внутрь выглядящей вполне современно больницы и спеша вперед по коридору. — Какие церемонии…
— Нужно уважать чужие традиции, Рейвен из Небесных людей. Иначе другие люди не станут уважать ваши.
Она открывала одну дверь за другой, и наконец нашла нужную. Там, в небольшой комнате, лежали двое — Вик и Мерфи, и если второй был без сознания, то первый улыбался, сверкая голубыми глазами.
— Вик! — Рейвен бросилась ему на шею, и он заорал: она задела больные ноги. — Господи, как я рада. В этом месте до черта мудрости и очень мало здорового цинизма.
— Тогда ты пришла по адресу, — он осторожно оттолкнул ее и кивнул на стоящий у койки стул. — Если, конечно, тебя устроит циничная мумия.
Она засмеялась и села, разглядывая его. Выглядел он по-прежнему не очень, но аппаратура, подключенная к его телу, внушала уважение и давала надежды на лучшее.
— Мне всю ночь ставили капельницы и кололи какие-то мерзкие уколы, — пожаловался Вик. — Но, если честно, после поездки на их адской машине это было даже не больно.
Рейвен вспомнила, как ехала на мотоцикле с одним из воинов Ани, а второй — Лэпу — вез на своей спине Индру. Вспомнила, как они догнали еще несколько мотоциклов, и как она кричала от радости, увидев таким же странным образом пристегнутого к чужой спине Вика. Вспомнила, как уже в темноте они въехали в резервацию, и раненых немедленно унесли, а ей самой дали напиться и отвели к роднику, а после — в шатер, где она свалилась без сил и немедленно заснула.
— Ты видела Розмари, Маркуса и остальных? — спросил Вик.
— Да. Маркус все еще спит, Нейт тоже, а Розмари я встретила, когда шла сюда — она куда-то спешила. Вик, неужели это финал? Неужели мы дошли?
Он усмехнулся.
— Смотря что считать финалом, Рейвс. Если чистую постель и шансы на жизнь — то, думаю, да, мы дошли.
Она взяла его за руку и погладила заживающие царапины.
— Это так странно: быть здесь и знать, что мы в безопасности, и никуда не спешить, верно?
— Да. Но что-то мне подсказывает, что слишком долго эта благодать не продлится.
***
Всю ночь Элайза так и не смогла сомкнуть глаз. Она лежала на жесткой кровати, глядя в потолок, и пыталась понять, что ей теперь делать.
Алисия не возвращалась: то ли не хотела теперь спать с ней в одном доме, то ли ушла к Ане обсуждать будущую войну. Опять — войну. Снова и снова, бесконечно, безжалостно.
Но если в прошлой жизни — Элайза теперь хорошо это знала — речь шла об уничтожении ее народа, то теперь Алисия собиралась уничтожить всех, кто остался на побережье.
«Да, но разве они — не мой народ тоже? — подумала она. — Разве не я говорила, что для меня больше нет и не будет чужих и своих, а будут лишь живые и мертвые?»
Она представила себе огненный вихрь, накрывающий Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Санта-Барбару. Представила, как гибнут в этом огне люди — живые люди! А ведь среди них наверняка есть и старики, и женщины, и дети. И она действительно собирается сжечь их всех? Всех до единого?
«А если бы она сказала, что хочет уничтожить только Люмен? Что бы ты ответила тогда?»
Элайза не знала. Что-то в ней всеми силами противилось такому решению, говоря: «Мы не можем быть такими же, как они». А другая часть кричала: «Убить их всех. Всех до единого».
Джаху, и Коллинза-старшего, и всех, кого они привели с собой, всех, кто поливал смертельным огнем жителей Люмена, всех, кто бросал гранаты в беззащитных людей, всех, кто пришел не с мечом, но с автоматами.
«Кто я такая, чтобы решать? Как я могу решать, кому жить, а кому нет? Я не бог. Пусть он решает».
Утром к ней пришла Аня. Принесла одежду — очередные брюки и рубашку, и — что порадовало куда больше — белье и носки.
— Мы отправляемся в резервацию, Викэхэйда, — сказала она строго. — С вами останутся воины для охраны, они проводят вас, когда вы будете готовы.
— Что? — удивилась Элайза. — Готовы к чему? Почему мы не едем с вами?
— Так решила Хэнтэйви.
Даже не переспрашивая, было ясно, о ком речь. Значит, Алисия решила задержаться здесь? Зачем? Чтобы снова спорить, снова приводить друг другу аргументы и снова не найти общего решения?
— Она сильная женщина, Викэхэйда, — сказала Аня перед тем как уйти. — Но и ты сильная тоже. Когда сталкиваются два Великих Духа, это может привести либо к войне, либо к любви. Сделай верный выбор, и Духи всегда будут на твоей стороне.
Элайза снова осталась одна. Она посмотрела на стопку одежды, аккуратно сложенную на диване, и поморщилась: не хотелось надевать все это на грязное тело. Кажется, в комнате, где она пыталась заснуть, было полотенце — она проверила свою догадку и действительно нашла его — старенькое, вытертое, но, кажется, чистое. Повесила полотенце на шею, взяла одежду и вышла из дома.
На крыльце ее ждали: Йонас и двое лучников приветствовали ее легкими поклонами. Она ответила тем же и пошла к озеру, стараясь не смотреть на мотоциклы, один за другим отъезжающие от кэмпинга.