От ритмичных движений прижатых друг к другу тел вода вспенивалась, расходилась кругами, и брызги попадали на спину, и доводили до умопомрачения, до трепета, до какого-то отчаянного безумия, заставлявшего двигаться все быстрее и быстрее, и больше не сдерживать стонов, и прикусывать кожу на мокром плече, и царапать ногтями ягодицы, и погружаться раз за разом в раскаленное, тесное, обхватывающее пальцы, припухшее от яростных движений и влажное от неутомимого желания.
— Кларк… Еще… Пожалуйста…
Она просила, она умоляла, и Элайза слизывала с ее губ эту отчаянную мольбу, и толкалась языком в ямку на шее, и увеличивала темп движений, и тяжело дышала, тщетно пытаясь сохранять рассудок, чтобы не позволить себе лишнего, чтобы не напугать, чтобы не…
— О, боги… Сильнее. Еще сильнее. Прошу тебя.
Алисия до боли стиснула руками ее шею и всем телом опустилась вниз, запрокинув назад голову, закричав что-то непристойное, бесстыдное. Она всего несколько раз двинула бедрами, и задрожала в руках Элайзы, и обмякла на ней, обессиленно положив голову на плечо.
Они стояли по грудь в воде, и Алисия тяжело дышала, пытаясь успокоиться, и пальцы Элайзы по-прежнему были внутри нее, и нежность — бархатная, похожая на густой сладкий мед, разливалась в груди, туманила разум и укутывала хрупкой слабостью, которая теперь стала их общей, стала одной на двоих, и от этого уже не казалась такой страшной.
— Я люблю тебя, — еле слышно прошептала Элайза непослушными губами.
— Я люблю тебя, — эхом откликнулась Алисия.
И обе знали, верили, понимали, что это действительно так.
Комментарий к Глава 30. Tupa mbae
Tupa mbae — собственность бога (гуарани, индейский язык)
========== Глава 31. Oromoy ore rera ==========
В резервацию они приехали только к ночи. Долго купались в озере, потом грелись в доме у очага, после вдруг захотели есть и принялись готовить принесенную Йонасом дичь. Обнимались, укутавшись в одну простыню на двоих, и разговаривали, и целовались, и снова принимались за разговоры.
Несколько раз Алисия делала попытки коснуться бедер Элайзы, но та немедленно напрягалась, и Алисия убирала руку. Понимала: несмотря на то, что они вспомнили, боль этого мира все еще оставалась в них, и с этим приходилось считаться.
К вечеру они оделись и оседлали один из оставленных Аней мотоциклов. Алисия села за руль, Элайза обняла ее сзади и прижалась щекой к спине. Они выехали на дорогу и понеслись на север, сопровождаемые еще двумя мотоциклами, несущимися сзади.
Так тепло и уютно было сидеть вот так, прижавшись грудью к спине, и изредка целовать плечо сквозь ткань рубашки, и впиваться пальцами в живот на крутых виражах, и доверять — полностью, абсолютно, словно самой себе, и даже, наверное, больше.
Поток света от фары прорезал темноту, и казалось, будто ничего вокруг нет — только дорога, и их ревущий мотоцикл, и одиночество, впервые за долгое время разделенное на двоих.
Резервация Индепенденс изменилась за прошедшие годы: Элайза помнила ее совсем другой. Тогда не было высокого забора, которому не видно было конца, и металлических ворот, и сторожевых башен, расставленных по две на милю. Остановив мотоцикл, Алисия издала гортанный крик, и ворота немедленно открылись, впуская их внутрь.
Их встретила Аня: вышла из темноты с факелом, улыбнулась, оглядев их с головы до ног, и сказала:
— Ваши люди спят. Идемте, я провожу вас в шатер.
— Я хочу увидеть раненых, — возразила Алисия, крепко держа Элайзу за руку.
Аня не стала спорить. Она пошла впереди, освещая факелом дорогу. Похоже, свет в резервации использовали только в помещениях: улицы были темными, ни единого фонаря не было видно.
Зато больница сверкала несколькими горящими окнами. У дверей стоял стражник, он почтительно поклонился Ане и пропустил их внутрь. Элайза шла, вцепившись в руку Алисии, и думала о том, как увидит друзей и что им скажет.
Первой они навестили Индру. Она лежала в отдельной палате, укутанная проводами и подключенная сразу к трем мониторам. Алисия медленно подошла и посмотрела на нее.
— Командующая, — Индра приоткрыла глаза и Элайза не смогла сдержать возглас радости. Она жива! Все-таки она жива!
— Ты выполнила мой приказ, Индра, — тихо сказала Алисия. — Я никогда этого не забуду.
Индра покачала головой, и по этому жесту было видно, насколько она еще слаба.
— Если бы не Джон Мерфи, мы бы все погибли, командующая. Он спас. Не я.
Ее глаза закрылись, и Аня взглядом велела им выйти. Оказавшись в коридоре, она сказала:
— Ваш Джон Мерфи точно чокнутый. До него еще никто не додумался вырезать место укуса на боку живого еще человека. Но это сработало: похоже, она будет жить.
— Где он? — спросила Элайза. — Я хочу его увидеть.
Аня кивнула на палату напротив, и Элайза, отпустив руку Алисии, вошла внутрь. При мягком приглушенном свете было видно, что в палате все спали: и Вик, с подвешенной на странную конструкцию ногой, и Мерфи, завернутый по шею в одеяло, и… Рейвен, неудобно скрючившаяся на стуле.
Удивительное дело: каждый из них был таким родным и близким, и каждого хотелось обнять, но это было из этой жизни, не из прошлой. Элайза смотрела на них, и понимала, что это — друзья, друзья, которых она обрела именно здесь, друзья, за которых она действительно готова отдать немало.
Они не стали их будить, Элайза позволила себе только аккуратно убрать волосы с лица спящей Рейвен и вышла наружу.
— Где остальные? — спросила Алисия.
— Мы дали им вымыться и поесть, а потом расселили в палатках, — ответила Аня. — Мои люди пересчитали: в живых осталось четыреста семьдесят два.
Элайза увидела, как вздрогнула Алисия, как сжались в бессильной ярости ее губы.
— Четыреста семьдесят два из нескольких тысяч.
— Да, Хэнтэйви. Но имей в виду: расклад мог быть и похуже.
Выйдя из здания больницы, Аня снова зажгла факел и повела их по дороге в сторону виднеющихся в темноте шатров.
— Здесь, — она кивнула на один из них. — Те, кто был с вами. Они не ранены, и их можно разбудить, если хотите.
Алисия посмотрела на Элайзу, и та кивнула: да, она хотела этого.
Они вошли в шатер и увидели несколько одеял, набросанных прямо на землю, и спящих на них людей, и Октавия, которую обнимал Линкольн, первой открыла глаза, и с радостным воплем бросилась Элайзе на шею.
Из-за ее криков проснулись и все остальные: и трущий глаза Маркус, и хмурый как обычно Линкольн, и обросший щетиной Нейт, и весело улыбающийся Атом, и растрепанный, какой-то осунувшийся Беллами.
Элайза обняла их всех по очереди, а Алисия стояла и смотрела, и взгляд ее не предвещал ничего хорошего.
— Ты, — сквозь зубы сказала, глядя на Беллами. — Почему ты все еще здесь?
Он молчал, а она смотрела, и под ее взглядом он словно съеживался, становился меньше, усыхал.
— Лекса… — прошептала Элайза, но Алисия мотнула головой:
— Нет, Кларк. Этот человек не заслуживает прощения. Он должен уйти.
— В каком-то смысле это буду решать я, — послышался насмешливый голос Ани. — Или, скорее, мы решим это вместе. Но не сегодня, Хэнтэйви. Сегодня радостная ночь, ночь воссоединения, и мы не станем ее омрачать.
Элайза видела, как трудно было Алисии принять это, но она пересилила себя и кивнула. Сделала шаг вперед и обняла Линкольна. Он явно не ожидал этого: мгновение стоял, опустив руки по швам, а потом все же обнял ее в ответ.
— Завтра утром мы соберемся, чтобы принять важные решения, — сказала Аня. — А пока отдыхайте, каждый из вас потратил достаточно сил для того, чтобы позволить себе отдых.
Она вопросительно посмотрела на Алисию, а та — на Элайзу. И Элайза качнула головой, отвечая: «Мы останемся здесь».
— Мы будем спать здесь, — сказала Алисия вслух.
— Хорошо, Хэнтэйви. Я приду за тобой утром.
Но заснуть удалось нескоро: всем хотелось обсудить произошедшее, и обменяться мыслями, и порадоваться тому, что они здесь, и в безопасности. И Маркус то и дело принимался обнимать Элайзу, и Октавия заливисто хохотала, рассказывая, как Линкольн управлял мотоциклом, и Атом шутил о красоте местных девушек.