А потом, когда Алисия проглотила крик и упала рядом, Элайза накрыла ее собственным телом, и целовала, успокаивая дрожь, и шептала в приоткрытые губы:
— Я люблю тебя. Я люблю тебя больше всего на свете. Я люблю тебя.
В этом «я люблю тебя» были целые годы, которые они шли друг к другу, искали друг друга, пытались вспомнить. В этом «я люблю тебя» была их первая встреча, и первый поцелуй, и первые — случайные — прикосновения. И нежная кожа под губами и языком, и улыбки, понятные только им двоим, и сны — одни на двоих, и выстраданное «я выбираю тебя», и сладкое «я никогда больше тебя не оставлю».
— Знаешь, чего бы я хотела больше всего? — спросила Элайза под утро, когда сил не осталось окончательно, и все тело отчаянно ныло сладкой болью.
— Запомнить это и никогда не забывать, — прошептала Алисия, целуя ее опухшие губы. — Я тоже, Кларк. Я тоже.
Следующие дни слились для них в один, но бесконечный. Вначале они пытались разговаривать и что-то делать: занимались гимнастикой, разбирали завал, читали по очереди стихи и напевали песни. Но настал момент, когда говорить стало не о чем, а камней, вытащенных из завала, было слишком мало для того, чтобы вернуть надежду.
Теперь они больше не говорили друг с другом. Алисия и Элайза каждую минуту проводили, держась за руки или обнимая друг друга. Ночью к ним присоединялся и Мерфи — было очень холодно, а втроем они хоть как-то могли согреться. Запасы еды и воды быстро таяли, и воздух с каждым днем становился все более затхлым.
— Я буду счастлива умереть рядом с тобой, — сказала однажды Алисия.
— Я тоже, — ответила ей Элайза.
Этой ночью они снова спали втроем. Элайзе снилось, что все закончилось, и они выжили, и вернулись в резервацию. Она как наяву видела Аню, бегущую к ним навстречу, и Эйдена, у которого почему-то было перевязано плечо. И когда рядом раздался голос Октавии, Элайза подумала, что это лишь продолжение сна.
— Эй, героическая тройка. Пора вставать и валить отсюда. Нас ждет много работы.
Она открыла глаза и не поверила тому, что увидела. Прямо над ними стояли Октавия, и Линкольн, и опирающийся на палки Вик. Их лица были худыми и грязными, и по этой грязи дорожками стекали слезы.
— Лекса, — Элайза затормошила ее обеими руками. — Лекса, господи, просыпайся! Они нашли нас! Мы спасены, Лекса!
Но тело в ее руках оставалось неподвижным, а глаза — закрытыми.
И словно камнем по голове ударило воспоминание: вот они отпивают из канистры дневную норму, но Лекса как будто только смачивает губы, не позволяя себе глотать. Элайза ругает ее и в следующий раз внимательно следит за ее горлом.
Вот Лекса все чаще спит днем, и лицо ее становится все более худым, и скулы выступают сильнее и сильнее. Она просыпается и встает первой, и когда Элайза и Мерфи приходят в кладовую, она выдает им их порции еды и говорит, что давно поела и сыта.
— Лекса… О, господи, Лекса!!!
Десять лет спустя
— Приветствуйте командующего Нового мира!
Пятьдесят пять человек одним движением опустились на колени, глядя, как в зал Ассамблеи входит командующий. Худосочный юноша со светлыми волосами, небрежно растрепанными на голове, с легкой уверенной походкой и идеально ровной спиной.
— Садитесь, — сказал он, устраиваясь на возвышении. — Нам предстоит многое обсудить.
После нескольких секунд шорохов и легкого шума, все заняли свои места. Кларк наклонилась к Лексе и шепнула ей на ухо:
— Ничего не напоминает?
Лекса спрятала усмешку и погрозила пальцем. Она заметила, что командующий смотрит на них, и изобразила пальцами жест извинения.
— Послушаем, что нам расскажет лидер клана Сопротивления.
Истэка поднялся на ноги и начал говорить.
— Командующий, за последний месяц мы завершили зачистку Невады полностью. Предлагаю продолжить путь в сторону Мексики, мы располагаем всеми ресурсами, чтобы успешно провести миссию.
— Что насчет Лос-Анджелеса? — спросил командующий.
— Восстановление идет медленно, но об этом лучше расскажет лидер Люмена.
Истэка сел, и вместо него с места поднялся Линкольн. Он склонил голову перед командующим, но тот жестом предложил ему говорить.
— Нам не хватает людей, — сказал он. — Десять тысяч человек — слишком мало для огромного города, командующий. Прошу выделить еще столько же, и тогда мы закончим восстановление центра к рождеству.
Командующий задумался. Он посмотрел на стоящего рядом советника.
— Что скажешь, Мерфи?
— Если Линк говорит, что ему надо десять тысяч человек, то я бы дал их ему, командующий. Вы только посмотрите на этого мужчину: разве ему можно отказать?
Зал Ассамблеи содрогнулся от всеобщего хохота. Командующий, смеясь, покачал головой:
— Ты прав, Джон. Даже я бы не рискнул отказывать Линкольну.
После этого обсудили возможности открытия новых торговых путей между Лос-Анджелесом и Сан-Франциско, поговорили об отправке группы поддержки в Лас-Вегас и о расширении на север.
Было видно, как за эти годы помолодела Ассамблея: среди участников было немало детей, закончивших обучение у Кэнеонаскэтью, и много молодых мужчин и женщин, присоединившихся к Новому миру в первые годы поиска выживших.
По переписи, проведенной в прошлом году, получалось, что в городах Нового мира насчитывалось уже больше двухсот тысяч человек. Командующий, которого давно привыкли называть Энэпеем, управлял твердой рукой: он многому научился у Анимигабовиквэ и не гнушался обращаться за советами к старшим.
Когда Ассамблея закончилась, он встал на одно колено, а следом за ним это сделали и все остальные.
— Почтим память тех, кого больше нет с нами, — глухо сказал он привычные слова. — Они погибли для того, чтобы мы могли жить, и мы делаем все для того, чтобы они нас помнили.
Кларк и Лекса застыли, держась за руки. Они, как и каждый в этом зале, вспоминали тех, кого потеряли за время войны и время восстановления. И незримо с ними рядом появлялись люди: хмурая и верная Индра, отважная Рейвен, сильный и крепкий Беллами, весельчаки Джаспер и Монти, и многие, многие другие, сложившие головы ради Нового мира.
— Сделаем так, чтобы вы нас помнили, — эхом пронеслось по залу Ассамблеи.
Люди начали расходиться, а Кларк и Лекса подошли к Энэпею. Верный Мерфи улыбнулся им и обнял обеих сразу:
— Привет, ветераны ядерной войны. Какие планы на вечер?
— Вечером собираемся у Линкольна и Октавии, — вместо них ответил Энэпей. — Вик и Атом уже приехали, Маркус прибудет через пару часов, а Йонаса и Истэку я попросил задержаться до завтра.
— А что насчет Анимигабовиквэ? — спросила Лекса.
— Она все еще в резервации, возится с учениками, но сегодня прибыл гонец от нее, чтобы передать нам это.
Энэпей кивнул Мерфи, и тот достал из кармана тяжелый камень. Держа его на ладонях, он развернул камень так, чтобы всем была видна надпись:
«In hoc signo vinces».
— Под этим знаменем ты одержишь победу, — дрогнувшим голосом сказал Энэпей.
И еще очень долго они стояли, склонив головы перед камнем, на котором были написаны слова, однажды вдохновившие их на то, чтобы сражаться до самого конца.
***
Они вернулись домой только поздней ночью. Никак невозможно было расстаться с друзьями, и слишком много было тем для разговоров, и слишком много радости, и много объятий.
Радостно было видеть, как Линкольн заботливо обнимает Октавию, а та привычно хвастается новыми шрамами, полученными на полях сражений. Славно было смотреть на постаревшего Маркуса, женившегося несколько лет назад и откровенно гордящегося недавно рожденным сыном. И Вик, опирающийся на палку и с трудом стоящий на ногах, остался все тем же — неунывающим циником, преподающим курс инженерии и обожаемым студентами в Первом Университете Нового мира. И Атом — простой незаметный парень, готовый всегда прийти на помощь — сумел пережить случившееся, и стать верным помощником Вика, и создать собственную семью, и по-прежнему улыбаться так, что на душе от этой улыбки становилось теплее и легче.