— Что, если я убью ее прямо сейчас? — крикнула она вне себя от ярости. — Что мешает мне убить их всех до единого?
Алисия поймала взгляд Элайзы. Черт побери, девчонка смеялась! По-настоящему смеялась!
— Напала на нее — напала на меня, — сказала она, став вдруг серьезной и строгой. — Попробуй причинить ей боль, и я подорву все то, на чем стою прямо сейчас. Этого хватит чтобы снести с лица земли и тебя, и меня, и половину этого чертового побережья.
Офелия сильнее надавила на клинок.
— Ты этого не сделаешь! — в ярости закричала она.
— Хочешь проверить?
Каким-то шестым чувством Алисия поняла, что они победили. Офелия поверила. Поверила в то, что Элайза способна взорвать себя вместе с остальными, способна устроить огненный армагеддон, спалив все вокруг к чертовой матери.
И когда она это поняла, то не стала больше ждать.
Удар локтем пришелся прямо в печень стоящей сзади Офелии. Удар был таким сильным, что она задохнулась и на мгновение ослабила хватку. Этого было достаточно для того чтобы вырвать из ее руки нож и, перемахнув через ограждение, оказаться снаружи.
— Не стрелять! — послышались крики наверху. — Не смейте стрелять!
Алисия не стала подходить к телеге, она просто посмотрела вверх — туда, где двое солдат уже подняли упавшую Офелию и теперь держали ее под руки.
— Открывай ворота, — сказала она коротко. — И выпускай наших людей. Чем скорее ты это сделаешь, тем больше времени у тебя останется на то, чтобы уплыть на свой чертов остров и оставить нас всех в покое.
— Ну что ж, — Офелия улыбнулась и Алисию передернуло от этой улыбки. — Я отпущу их, конечно. Но прежде я расскажу, что их ждет за этими воротами. И если кто-то из них не захочет уходить, я не стану их останавливать.
— Если хоть кто-то останется внутри не по своей воле…
— Не надо, любимая, — перебила Офелия. — Я все поняла. Но запомни и ты: это еще не конец. Сегодня… — она перевела взгляд на Элайзу, — сегодня вы развязали войну, которую не сумеете выиграть. Когда мертвые перебьют вас, я вернусь для того, чтобы покончить с остальными.
Она вновь посмотрела на Алисию и улыбнулась.
— Кстати, у меня есть маленький подарок для тебя, любимая. Ты получишь его когда все твое стадо окажется за воротами. Клянусь, ты будешь очень довольна.
***
Эвакуация затянулась до поздней ночи. Это было похоже на великий исход: люди все выходили и выходили за ворота, таща на себе детей, какие-то узлы, кто-то даже чемоданы. Элайза с Виком сидели на телеге, готовые в любой момент взорвать все к чертовой матери, а Алисия со Спарком руководили эвакуацией.
Они даже не поздоровались, Алисия даже не подошла к ней, даже секунды не выделила на то чтобы сказать спасибо. Но Элайзе было почти все равно. Это «любимая», прозвучавшее из губ морской королевы, лишило ее остатка сил. Она уже поняла, что это Офелия, и поняла, что вместо нее Алисия убила тогда кого-то другого, она лишь не понимала, зачем это было нужно, и подозревала, что уже никогда не поймет.
Рация в ее руке затрещала, прорезавшись голосом Рейвен.
— Принцесса, доложи обстановку. Что там у вас?
— Они выходят, — ответила Элайза. — Пока только земляне — похоже, что наших эта сука решила выпустить последними.
— Сука? — удивилась Рейвен.
Объяснять не хотелось.
— Позже расскажу. Сидите пока у баррикад, и отправьте людей к Люмену и Розе — надо организовать прикрытие для колонны. И, Рейв…
— Он под замком, принцесса. Он и те пятнадцать, которые согласились сотрудничать. Мы все еще ищем его папеньку, но это вопрос времени.
Элайза вздохнула и отключила связь.
— В чем дело, принцесса? — спросил Вик. — Мы победили. Почему ты такая грустная?
— Может, потому, что я до сих пор не увидела ни одного из наших?
Последняя группа землян вышла из-за ворот и повинуясь указаниям Спарка пошла по дороге. Ворота остались открытыми, но никого из морских не было видно.
— Что-то не так, — прошептала Элайза. — Что-то явно не так.
И вдруг над побережьем разнесся голос, многократно усиленный, и от этого слегка механический.
— Что ж, любовь моя, я выполнила условия, — это был голос Офелии. — Те, кто захотел уйти с тобой, ушли. А теперь я все-таки сделаю тебе обещанный подарок. Заходи внутрь, не бойся. Подарок у самого пирса. Помнишь, как мы с тобой мечтали заниматься любовью в лучах закатного солнца? Думаю, вместо этой мечты я могу предложить тебе другую.
Голос замолк, но вместо него грянула музыка. Элайза увидела как Спарк и Алисия бегут, скрываясь за воротами, и рванулась за ними. Вик поддерживал ее под руки, но нога по-прежнему болела и бежать было невозможно.
Впрочем, это все равно бы не помогло. Они опоздали.
Они. Опоздали.
Музыка гремела, раздирая на ошметки все в груди и животе. Слова почти было не разобрать, но Элайза знала эту песню, слишком хорошо ее знала, и от этого как будто слышала каждое слово:
Пусть огонь войдёт в тебя,
Пусть гнев закипит в тебе,
Пусть инстинкты нарушают правила,
Пусть они набирают и набирают силу!
Она бросилась вперед, но Вик остановил ее: обхватил руками и ногами, повалил на землю, накрыл своим телом.
Вой, вырывающийся из ее груди, смешался с воплем ночного ветра, и яростным криком Алисии, и горем, накрывшим землю целиком.
Давай выплеснем всё, пусть сгорит дотла,
На моём лице написано, что я хочу сжечь тебя,
Выплеснуть ярость, что рвётся наружу,
Я горю, впусти в себя огонь!
Горло сжимало спазмами, пальцы бессильно царапали землю, голова моталась туда-сюда, да хоть бы она оторвалась к чертовой матери!
Элайза не хотела смотреть, она не могла смотреть, но все же смотрела.
Ты начала эту битву, но не ты ее закончишь.
Мой всплеск адреналина не прекращается,
Займи своё место на линии огня,
И ты будешь гореть, впусти в себя огонь!
Колесо обозрения было похоже на ворота в ад: каждая из подожженных кабинок полыхала в темноте неба, они крутились медленно, со скрипом, и этот чертов скрип смешивался с гулом, слишком знакомым гулом.
Там были мертвецы. Они обступили колесо и тянули к нему руки. Руки, скованные между собой, руки, которые еще час назад были живыми.
Ты на земле, битва была недолгой,
Жалость исчезла, а со мной всё в порядке.
Так ощути же мою ярость, насладись моментом,
Ощути боль!
Музыка смолкла, будто оборванная на полуслове, и мертвецы стали поворачиваться в обратную сторону.
Сначала она увидела Финна. Финна — парня, который стал ее первым, который пришел к ней в самую ужасную ночь в бункере, пришел и согрел своим теплом, и сказал, что будет ждать сколько потребуется, и отдавал ей свою любовь, ничего не прося взамен. Финна, чья улыбка всегда была для нее, всегда поддерживала ее, всегда согревала. Улыбка, на месте которой теперь зияла лишь рваная рана.
Рядом с ним шел Монти. Весельчак с огромным сердцем, которого хватало на всех и каждого, с сердцем, которое теперь было прострелено насквозь и из которого струями текла на песок бурая кровь.
Следующими в цепи были Монро, и Коннор, и Синклер.
А следом шла ее мать.
Если бы Вик не держал ее, накрыв собой, она бы, наверное, вспорола ногтями собственное горло, вырвала бы свои глаза, только бы не видеть, как двигается вперед, вытянув руки и клацая зубами, та, кто всегда был ее лучшим другом, та, в кого она утыкалась в отчаянии, та, с кем она смеялась в радости, та, которая поддержала ее, когда она совершила самый ужасный поступок в своей жизни, та, которая пять лет ждала ее в лагере, сражаясь за свою жизнь, чтобы еще раз, еще хотя бы раз суметь обнять дочь.
Огни на колесе обозрения гасли, Алисия и Спарк хватали мертвецов и протыкали им головы, а Элайза лежала на холодном песке, зажатая телом Вика, и выла словно собака, понимающая, что все на этом закончилась и никакой жизни у нее больше никогда не будет.