— Зачем им все это? — спросила Элайза. — Чтобы разрушить альянс?
— Не думаю. Мне кажется, цель — не разрушение альянса, а отвлечение моего внимания от чего-то куда более важного. Например, от баррикад, отделяющих нас от Лос-Анджелеса.
Теперь испугалась Элайза. В горечи последнего месяца она каким-то образом умудрилась забыть о главной опасности, надвигающейся на них извне. Несколько миллионов мертвых… Если они придут, то Офелия со своими людьми покажется добрым Санта-Клаусом.
— Ты отправила воинов к баррикадам?
— И к баррикадам, и к Розе, и к вашему бывшему лагерю, и к зоне отчуждения Санта-Моники. Успокойся, Элайза. В любой битве бывают моменты, когда нужно просто ждать новостей.
Черт бы ее побрал, она снова была такой спокойной! И Элайзе отчаянно захотелось стереть это спокойствие с ее лица, стянуть маску, еще на секунду заглянуть на то, что скрывалось под ней.
Она повернулась вполоборота и поцеловала Алисию в губы.
Это было не так, как ночью, и не так, как тогда, в самый первый раз. Сейчас в этом поцелуе не было боли и горечи в нем не было тоже. Элайза просто целовала, а Алисия отвечала на ее поцелуй.
Несмело, робко, немного неловко, но ведь отвечала, отвечала же!
— Ты хочешь со мной в постель? — спросила Алисия, и Элайза задохнулась от захлестнувшего ее грудь чувства. Это прозвучало так невинно, так напугано, и одновременно с тем так сладко. «Ты хочешь со мной в постель?»
— Не сейчас, — улыбнулась Элайза, наклоняясь чтобы щекой потереться об ее щеку. — Не думаю, что ты уже готова к этому. Не думаю, что я уже готова к этому. Не думаю, что это то, что нам сейчас нужно.
Она почувствовала, как Алисия кончиками пальцев трогает ее шею, затылок, гладит за ушами. Как будто изучает, как будто пробует.
— Разве ты не хочешь сделать меня своей?
Элайза улыбнулась.
— Ты и так стала моей прошлой ночью. Нам не нужно ничего делать, чтобы подтвердить это.
***
Ее совершенно точно куда-то везли. Из-за тряпки, накинутой на голову, невозможно было ничего разглядеть, но ритмичные покачивания и что-то ужасно твердое под животом подтверждало: ее не просто везли, а везли, перекинув через круп лошади и крепко связав руки и ноги.
Она слышала голоса, но не могла разобрать слов. Иногда ей казалось, что она слышит Беллами, иногда — что слышит Элайзу. Но и то, и другое было одинаково невозможно.
Линкольн спасет ее. Куда бы ее ни везли, он найдет ее и снесет этим дуракам все их дурацкие головы.
Если, конечно, на тот момент она еще будет жива.
— Мы приближаемся, — она наконец смогла разобрать целую фразу, но не узнала голос. — Что прикажете?
Лошадь остановилась, и Октавию грубо сдернули с нее, роняя на землю. Она взвыла сквозь зубы, ударившись рукой и процарапав почву плечом. Но когда с ее головы сняли мешок, она взвыла еще громче.
— Здравствуй, Октавия.
— Здравствуй, отец.
Это был он: живой и настоящий, разве что морщин на каменном лице прибавилось за прошедшие годы, да голова стала совсем лысой. Только одно не изменилось: тот безудержный поток ненависти, который испытала Октавия при виде его.
Она бросилась на него, связанная, клацая зубами, пытаясь добраться хоть до какого-то куска кожи, но он ботинком ударил ее в живот, а потом, когда она затихла, ударил еще раз.
— Отец, прекрати. Ты обещал.
Беллами. Он поднял ее на ноги и быстро ощупал, проверяя, нет ли переломов. Развязал руки, ноги. Значит, они действовали вместе? Значит, это они среди ночи оглушили ее и вывезли из Люмена? Но зачем?
— Не сопротивляйся, — услышала она шепот Беллами. — Иначе он убьет тебя.
Она расхохоталась ему в лицо.
— Он в любом случае убьет меня, — громко сказала она. — Я до сих пор жива только потому, что ему что-то от меня нужно! Верно, папочка?
— Ваша Честь, обвинение приглашает в качестве свидетеля отца подсудимой, Чарльза Блейка младшего.
Она сидела рядом с адвокатом и смотрела, как он поднимается на трибуну, как кладет руку на библию, как говорит, глядя в зал: «Клянусь говорить правду и только правду, и да поможет мне бог».
— Мистер Блейк, защита утверждает, что ваша дочь совершила не убийство, а акт эвтаназии в отношении вашей жены.
— Это чушь. Она спешила получить наследство, и поэтому хладнокровно и обдуманно убила собственную мать.
Октавия вскочила на ноги, не веря услышанному. Пусть он ненавидел ее, пусть не смог простить, но он не мог, он не смел так лгать!
— Прошу к порядку! — судья постучал молотком.
— Я нашел ее рядом с телом моей жены, еще не остывшим телом. Она улыбалась и говорила: «Теперь ты не остановишь меня, мама. Теперь я наконец-то смогу повидать мир».
— Ты лжешь! Ублюдок! Сукин сын! Он лжет! Я сделала то, о чем она просила меня! Я любила ее!
— Приставы, уведите подсудимую из зала суда.
— Видите, Ваша Честь? Моя дочь всегда была нестабильным подростком. Мне жаль, что я не сумел вовремя остановить ее.
Отец замахнулся, чтобы снова ее ударить, но Беллами закрыл ее своим телом.
— Хватит, — попросил он. — Если она будет избита, они не поверят и не впустят нас внутрь.
Внутрь? Октавия огляделась по сторонам и едва удержалась от того чтобы снова завыть. Они были буквально в двадцати шагах от рва, окружающего Розу, и она поняла, почему ее до сих пор оставили в живых.
— Пошел в задницу, — посоветовала она отцу, сплевывая на землю кровь. — Я не попрошу их открыть ворота даже если вы станете меня убивать, ясно?
— Когда мы начнем тебя убивать, — медленно сказал отец, подчеркивая слово «когда», — они сами откроют ворота и спустят мост. Нам не придется ни о чем просить.
Какой-то лысоватый мужик подхватил Октавию за шиворот и потащил вперед. Она отбивалась словно кошка, но он был сильнее. Где-то за спиной слышался голос Беллами: похоже, ему не слишком нравилось происходящее.
Ее дотащили до первой линии рва и бросили на землю.
— Эй! — закричал отец во всю мощь своего сурового голоса. — Мы привезли вам подарок!
Октавия увидела, как опускается мост через внутренний ров, а потом увидела Линкольна, бегущего по этому мосту.
— Линк, стой! — завопила она. — Это ловушка! Они хотят зайти внутрь и убить вас всех! Не смей выходить сюда! Не смей!
Он остановился, явно не понимая, что делать. Сердце Октавии колотилось как бешеное, а все мысли сосредоточились на одном: «Спасти Линка. Спасти его любой ценой».
— Опускай мост или я перережу ей горло, — отец схватил ее за волосы, оттянул голову назад и приставил к горлу кинжал. — У тебя нет выбора, слышишь, ты, обезьяна? Опускай мост!
Октавия увидела как на воротах за рвом появляются вооруженные люди. Увидела Джаспера с винтовкой, и Атома с пистолетом, и других. Но она знала, чувствовала: они не начнут стрелять, пока она еще будет жива.
С задранной вверх головой она легко могла разглядеть лицо Линкольна. Это лицо, обычно хмурое и безэмоциональное, сейчас было искажено страхом и первобытным ужасом.
— Ты с самого начала была моей, — с легкостью прочла она в его глазах.
— Ты с самого начала был моим, — беззвучно, едва шевеля губами, ответила она.
А потом схватила отца за руку, сжала и полоснула кинжалом по собственному горлу.
***
— Эл, какого хрена происходит? Мы думали, что тебя уже повесили на центральной площади!
— Не ори, Вик. Не нужно, чтобы нас слышали.
Она проскользнула в комнату друзей во время смены охраны. Само собой, без Алисии ничего бы не вышло: она отвлекала внимание стражников, с суровым видом следуя по коридору. Пока они преклоняли колени, пока опускали головы, Элайза успела вбежать внутрь и прикрыть за собой дверь.
Схватила Маркуса и Вика за руки, отвела к окну и там обняла обоих сразу за шеи.
— Кто-то убил Спарка и освободил пленных, — сказала она тихо. — А заодно забрал с собой Октавию, чтобы все подозрения упали на нас.
— Отлично, — оценил Вик. — Теперь нас бросят в ров к мертвецам?