Элайза протянула руку, и Алисия приняла ее, крепко сжимая ладонь. Она не ожидала, что в следующую секунду Элайза притянет ее к себе, не ожидала силы случившегося после объятия, не ожидала, как больно станет от этого в груди, и как зашумит в ушах от смеси горя и нежности.
— Утром ты спросила, хочу ли я с тобой в постель, — прошептала Элайза, и Алисия с силой вцепилась в нее, испугавшись силы прозвучавшего в этих словах чувства. — Я по-прежнему думаю, что мы еще не готовы к этому, что ты еще не готова к этому, но…
Алисия прервала ее, закрыв ладонью губы. Она дрожала, и эта дрожь окутывала ее, словно вместо горячего воздуха Люмена кругом был покалывающий кожу мороз, и только внутри, в центре груди, в животе, в кончиках пальцев полыхал какой-то странный, незнакомый ранее пожар.
— Я хочу, чтобы ты сняла с меня одежду, — закрыв глаза, прошептала Алисия. — Я не знаю, могу ли просить, но я хочу, чтобы ты это сделала.
Она убрала ладонь от губ Элайзы и опустила руки. Страшно было открыть глаза, страшно было посмотреть, и она знала, чего боится: боится увидеть в голубых глазах насмешку — мол, великая командующая стала слабой, стала покорной, и сделает все, чего бы у нее не потребовали.
Но вместо насмешки пришло вдруг теплое дыхание на губах, и легкое касание пальцев к плечам, пальцев, которые развязали тесемки, удерживающие нагрудник, и сняли его, и бесшумно убрали куда-то в сторону.
Теперь дыхание было на щеке, оно ласкало и согревало теплом холодную кожу, а ладони, проникшие под тунику, гладили плечи, мягко стягивая с них ненужную ткань.
Она не уходила, она не смеялась, она не разворачивала Алисию спиной к себе, — она просто трогала ее тело, медленно освобождая его от одежды, и избегая касаться мест, где сильнее всего ощущался холод, где от этого холода все сжималось, становилось напряженным, твердым, натянутым.
Алисия почувствовала, как туника жгутом собирается на талии, а потом что-то горячее и влажное коснулось ее плеча, и ладони оказались сзади, на лопатках, и шерстяная ткань царапнула обнаженную грудь.
На мгновение все исчезло — все ощущения пропали, и Алисия испугалась, что Элайза просто ушла, но в следующий момент вместо шершавой ткани к ней прижалось горячее тело, и руки обвили плечи, и губы коснулись щеки.
Она все еще не могла открыть глаза, но от нее и не требовали это сделать. Элайза как будто ласкала ее лицо своим дыханием, а руки — ладонями. От плеч до пальцев, поглаживая локти, легонько царапая предплечья.
И вдруг что-то изменилось. Алисия почувствовала, как Элайза переплетает ее пальцы со своими, как мягко поднимает руку, как, не выпуская ладони Алисии из своей, прикладывает ее к собственному телу.
Ее дыхание изменилось — стало прерывистым, частым. Алисия почувствовала под ладонью биение сердца, а потом рука Элайзы стала двигаться, и вместе с ней двинулась ладонь Алисии, и под этой ладонью кожа покрывалась мурашками, и кончики пальцев задевали что-то твердое, и захотелось вдруг нагнуться и коснуться этого губами, и вобрать в себя, и попробовать на вкус.
Элайза отпустила ее руку и снова обняла за плечи, на этот раз с силой прижимая к себе.
— Обними меня, — шепнула она, лаская губами щеку Алисии. — Я очень хочу, чтобы ты обняла меня.
Ладони нащупали обнаженные бока, скользнули дальше — на спину, и Алисия изо всех сил сжала руки, усиливая объятия, едва сдержав крик восторга, восторга ощущать в своих руках это тело, восторга чувствовать грудью и животом нежную кожу, восторга прижиматься щекой к щеке, зная, что ее не оттолкнут, ни за что не оттолкнут, не смогут.
— Открой глаза, — услышала она тихое. — Посмотри на меня. Если можешь. Пожалуйста.
Это «если можешь» вдруг придало решимости, и Алисия открыла глаза, и увидела лицо Элайзы, и порозовевшие щеки, и доверчиво приоткрытые губы, и влажные ресницы, и перечеркнутый едва заметной морщинкой лоб.
«Ты достойна большего», — вспомнила она, замирая от нежности.
«Я не хочу другую командующую, я хочу тебя».
Она снова закрыла глаза и прижалась к Элайзе всем телом, нащупывая губами ее губы. Потыкалась носом, промахиваясь, но не испугалась этого, а напротив — как будто стала смелее, как будто разрешила себе что-то, чего никогда не разрешала раньше.
— Впусти меня, — услышала она между поцелуями тихое. — Просто разомкни губы и впусти меня.
Сначала она ощутила влажность на собственных губах, потом — острый кончик языка, ласкающий снизу вверх, медленно проникающий внутрь рта, касающийся мимолетным движением ее собственного языка и тут же возвращающийся к губам.
Это было… так сладко. От каждого прикосновения по телу пробегали маленькие заряды тока, как будто Элайза, проникающая в нее вот так, бережно, осторожно, не пыталась обладать, не пыталась забрать ее себе, а, наоборот, отдавала что-то важное, что-то очень важное, чего до сих пор никто не осмеливался ей отдать.
Дышать становилось все труднее: при каждом вдохе в груди разливалось тепло, горло перехватывало тисками от нежности, а язык, все смелее входящий между ее губ, уже не бережно, а страстно ласкал ее собственный.
Ей хотелось большего. Ей хотелось еще, но она не знала, как попросить об этом. И Элайза как будто почувствовала ее сомнения, и отстранилась немного, и, проводя губами по щеке, спросила:
— Скажи мне. Скажи, чего ты хочешь сейчас.
Алисия почувствовала ,как загораются огнем ее щеки, лоб, подбородок. Чувство стыда и бессилия было слишком сильным, таким сильным, что захотелось сбежать, спрятаться, снова натянуть на себя доспехи и латы. Но Элайза не дала: прижала к себе, осторожно погладила ладонью затылок, коснулась губами покрасневшего лба.
— В этом нет ничего страшного, — тихо сказала она. — Хочешь, покажу тебе, как это делается?
Она ждала ответа, черт возьми, она действительно ждала ответа! И Алисия кивнула — нерешительно, опасливо. И почувствовала поцелуй на переносице, а потом — снова на раскаленной коже лба.
— Я хочу снять с тебя остатки одежды и уложить в постель, — услышала она тихое. — Хочу трогать тебя везде, где ты разрешишь мне это сделать. Я хочу попробовать на вкус твои пальцы, твои бедра, твою шею. Но ты не обязана хотеть того же, чего хочу я. Ты можешь хотеть совершенно другого.
От каждого ее слова у Алисии подгибались ноги. Все ее тело откликалось на это «попробовать на вкус» отчаянным «да», но ей по-прежнему было страшно.
Что, если это снова какая-то игра? Что, если потом все снова будет как раньше? Что, если финал и не бывает другим?
— Я не стану делать того, чего ты не захочешь, — прошептала Элайза. — Клянусь, ты сможешь остановить меня в любой момент, когда только пожелаешь.
И Алисия решилась. Она открыла глаза, и отодвинулась назад, и посмотрела в лицо Элайзы.
— Я хочу, чтобы ты сделала меня своей, — сказала она, с усилием выталкивая из себя слова. — И я смогу вытерпеть это, обещаю.
— Вытерпеть? — Элайза нахмурилась, не выпуская Алисию из своих рук. — Нет. Мы сделаем это так, что тебе не придется ничего терпеть, хорошо?
***
Алисия смотрела на нее так испуганно, что Элайза в очередной раз мысленно поклялась найти Офелию и отрубить каждую из ее конечностей, которыми она позволяла себе прикасаться к ней. Зачем было творить такое с любимым человеком? Зачем было нужно ТАК утверждать свою власть над ней?
— Смотри, — тихо сказала Элайза, беря ладони Алисии в свои и ласково сжимая их. — Если ты сделаешь что-то, что мне не понравится… — она прижала ладонь Алисии к своей груди и заставила крепко сжать пальцы. — То я просто скажу тебе: не делай так. И ты не станешь. А если ты сделаешь что-то, что доставит мне удовольствие… — она опустила ладонь Алисии ниже, так, чтобы она обхватила грудь, и принялась управлять ею, легонько поглаживая. — Тогда я скажу: сделай так снова.
Алисия смотрела как завороженная. А потом вдруг двинула рукой, убирая ладонь Элайзы, и сама коснулась пальцами ее груди.
Это было почти невыносимо: чувствовать, как кончики пальцев скользят по коже, как описывают на ней круги, как пробуют нажимать сильнее, случайно задевают давно затвердевшие соски и испуганно убегают, оглаживая окружность груди.