— Я механик по части создания элементарных конструкций. А эту сраную дверь явно проектировали настоящие ученые.
Миллер успокаивающе поднял руки.
— Не злись, — попросил он. — Все мы нервничаем, так? И все хотим выбраться отсюда.
— Но я не понимаю, — возмутилась Рейвен. — Эта хрень должна была открыться в определенный день и определенный час. Судя по тому, что несмотря
на апокалипсис она все же открылась, получается два варианта: либо тот, что должен был ее открыть, все еще жив, либо она открылась автоматически.
— Ну? — подбодрил ее Миллер.
— Не «ну», а «какого хрена», — огрызнулась Рейвен. — В обоих вариантах я не понимаю, какого дьявола было закрывать ее снова?
— А что, если это сделали не организаторы тюрьмы? Что, если это сделали земляне?
Рейвен едва удержалась от того чтобы стукнуть его по коротко стриженной макушке.
— Как сделали? — ехидно спросила она. — Подперли дверь снаружи? Нас здесь было почти сто человек, и то мы ее еле-еле открыли. Сколько же надо народа, чтобы ее закрыть?
Она вдруг замолчала.
— Ну? — снова сказал Миллер.
— Тихо. Все тихо. Давайте послушаем.
В зале воцарилась тишина. Рейвен прильнула ухом к двери, пытаясь разобрать хоть что-то из звуков.
— Кажется, там кто-то есть, — прошептала она. — Кто-то… Живой.
Сильный удар сотряс дверь и Рейвен отпрыгнула в испуге. Что за черт? Кто-то ломился внутрь, нанося один удар за другим. И это не предвещало ничего хорошего.
— Занять оборону, — скомандовал Миллер. — Без приказа не стрелять.
Каждый из группы укрылся: кто за креслом, кто за выступом в стене, а сама Рейвен сжала в руках нож и прижалась спиной к стене рядом с дверью. Удары следовали один за другим и было видно, что дверь начинает поддаваться.
Миллер, стоящий с другой стороны, поднял руку: «Приготовиться».
Еще один удар и дверь открылась, образовав небольшую щель.
В следующую секунду в этой щели показалось дуло автомата.
***
Клетка была достаточно большой для того чтобы можно было ходить по ней в полный рост, но от этого она не переставала быть клеткой. Первые пару часов после пробуждения Октавия думала, что все это — большая ошибка и если орать погромче, то ее обязательно выпустят. Практика показала, что это совсем не так.
Из-за крепких прутьев она видела спины охранников, видела как они сменяются раз в несколько часов, но на ее вопли никто из них не обращал никакого внимания.
— Придурки! — орала она во всю силу молодых легких. — Идиоты! Выпустите меня! Я ничего не сделала! Слышали? Я вообще ничего не сделала!
Охрипнув окончательно, она забилась в угол клетки и принялась яростно ковырять ногтями землю. У нее не было идеи сделать подкоп: никто бы ей этого не позволил, но ненависть, бурлящая внутри, требовала выхода.
Уже стемнело, когда в лагере возник какой-то странный шум. Октавия вскочила, ухватившись обеими руками за прутья решетки, и попыталась разглядеть, что происходит. Кажется, там был Беллами — она слышала его голос, но не могла разобрать слов.
— Эй, говнюки! — прохрипела она. — Освободите меня немедленно, иначе мой брат вам покажет!
За прошедшие пять лет она успела отвыкнуть от этого. Раньше всегда было так: не трогайте меня или Белл вам покажет, отдайте мои игрушки или Белл вам покажет, не смейте занимать мое место или Белл вам покажет. В бункере это по понятным причинам перестало работать. Так в шестнадцать лет Октавии пришлось учиться защищать себя самостоятельно.
— Тихо, — услышала вдруг она и рванулась на звук. Сбоку от клетки стояла — кто бы мог подумать? — Элайза.
— Какого хрена, Эл? — прохрипела Октавия. — Что вообще происходит?
Больше всего ее поразило, что на Элайзе не было тюремного комбинезона. Вместо этого на ней были надеты брюки и рубашка, а светлые волосы свободно спадали на плечи, а не болтались по спине унылым хвостом.
И что это значит? Элайзе, значит, выдали одежду, а ее, Октавию, засунули в клетку?
— Не пытайся орать, — прошептала Элайза. — Сделаешь только хуже. Они держат тебя здесь, чтобы заставить Белла поступить правильно, понимаешь? Тут столько всего произошло, оказывается, что страшно представить.
— О чем ты, мать твою, Эл? О чем ты вообще говоришь?
— Я обязательно все тебе расскажу, — пообещала Элайза быстрым шепотом. — Но пока ты должна сидеть тихо, ясно? Я приду через несколько часов, когда стемнеет. Не трать силы, они тебе еще понадобятся.
Она исчезла так же быстро, как и появилась. Ошарашенной Октавии осталось только послушаться ее указаний.
Что же случится, когда стемнеет? И что, черт побери, происходит в этом cтранном месте?
***
— Первая группа возвращается! Открыть ворота!
Джим не успел договорить. Услышав крик, он вскочил на ноги и широким твердым шагом вышел из командного пункта. Элайза и Маркус поспешили за ним.
Двое мужчин открывали ворота, еще двое прикрывали их, взяв автоматы наизготовку. Беллами, Финн и еще трое вошли в лагерь.
— Джаспер!
Джим принял тело сына на руки и поспешил в медпункт. Элайза и Маркус бросились к Финну.
Господи, на кого он был похож! Руки, одежда, лицо, — все было испачкано темной кровью, источающей мерзкий запах. Пальцы его дрожали, футболка была разорвана в нескольких местах, обнажая бледную кожу.
— Финн, что случилось?
Он бешеным взглядом глянул на Элайзу и сел на землю, обняв плечи руками. Закачался, став похожим на Октавию. Элайза оглянулась на медпункт: похоже, доктор Розмари была занята Джаспером.
— Принеси одеяло и что-нибудь горячее, — велела она Маркусу. — Он в шоке.
Пока Маркус выполнял указание, Элайза села рядом с Финном, взяла его за руки и принялась гладить, успокаивая:
— Ты здесь, ты в безопасности, все закончилось. Ты здесь, слышишь? Вокруг нас стены, ты в лагере, до тебя никто не сможет добраться.
Она повторяла это раз за разом и постепенно в пустых глазах Финна стал появляться огонек. Теперь его трясло от головы до пят: вместе с дрожью выходил ужас пережитого.
Маркус принес одеяло и накинул его на плечи Финна. Он держал его голову, пока Элайза пыталась напоить его горячей водой. Где-то поблизости кричал Беллами:
— Где моя сестра? Почему ее все еще не выпустили? Все, кто может держать оружие, на стены! Позовите Джима!
Прошло немало долгих минут прежде чем Финна перестало трясти. Кто-то из местных подошел и схватил его за плечи.
— Отвали от него, — крикнула Элайза. — Он в шоке!
— Он в крови трупаков, — услышала она в ответ. — Я отведу его в карантин.
— К черту карантин! Я не позволю тебе к нему прикоснуться!
Она накинулась на него как кошка, выплескивая в ударах весь накопившийся за последние сутки ужас. Он отпрянул, защищаясь.
— Беллами! Помоги!
Элайза ощутила удар в живот и отлетела в сторону. В другую сторону улетел ее противник. Белл стоял между ними: злой, оскалившийся и сжимающий кулаки.
— Прекратите немедленно. Мы на пороге войны, а вы занимаетесь идиотским сведением счетов. Элайза, помоги отвести Финна в карантин. Правила одинаковы для всех, и ему придется посидеть в клетке, пока мы не убедимся, что он не заражен.
Она вскинулась, готовая наброситься на Беллами, но Маркус обхватил ее сзади и не дал пошевелиться.
— Иди, — зашептал он. — Заодно сможешь проведать Октавию.
Элайза перестала сопротивляться. Вместе с хмуро косящимся на нее парнем, она подхватила Финна под руки и повела в сторону клеток. Помогла втащить его внутрь, уложила на спальник и укутала одеялом.
— Держись, — прошептала, склонившись к его лицу. — Ночью мы вытащим тебя отсюда.
***
Маркусу совсем не нравилось происходящее. До тюрьмы он работал советником в администрации мэра и привык ко вторым ролям, однако всегда знал, что, не высовываясь, порой обладаешь большей властью чем те, кто находится на виду. Оказавшись среди сотни, он продолжил привычную линию поведения: практически сразу определил лидера и надежно закрепился за его плечом. Все пять лет он исполнял роль советчика, наставника и друга. Мечтал, как выйдет на свободу, как вернется домой, к семье. И в страшном сне он не мог представить, чем все обернется.