— Еще, — услышала Элайза и чуть не потеряла сознание от вихрем рванувшего от груди к голове восторга. — Я хочу еще.
Теперь обе ладони ласкали горячее, покрывающееся капельками пота тело. Элайза ясно ощущала, как изменилось дыхание Алисии: стало рваным, быстрым, тяжелым. Она поняла, что еще немного — и ее собственные колени подогнутся и она упадет прямо на земляной пол, утоптанный за последние годы множеством ног — живых и мертвых.
Мысль о том, чтобы сделать это на грязном полу, была невыносимой, и Элайза начала отступать, увлекая за собой Алисию. Один шаг, второй, третий, и вот уже под бедрами — острый край походного стола с разложенной поверх картой, и можно одной рукой сбросить эту карту на землю, а другой еще крепче прижать к себе Алисию, ложась на стол и укладывая ее сверху.
— Что ты делаешь? Это же не…
— Какая разница, будем мы стоять или лежать? Я все равно буду сзади, как ты и хотела.
Теперь она могла чувствовать на себе вес тела Алисии, и это так упоительно-хорошо, так сладко. Ее ладони снова погладили грудь и прошлись сверху вниз, но на этот раз опустились еще ниже, на бедра, и раздвинули их спокойным и уверенным движением.
— Просто полежи так, — попросила Элайза, услышав испуганный вздох. — Я не стану делать этого, пока ты не попросишь. Просто полежи так, хорошо?
Она почувствовала, как Алисия сгибает ноги в коленях, упирается ступнями в поверхность стола, и чуть-чуть приподнимает бедра. И поняла, что это и есть та самая просьба, которую она так долго ждала.
— Останови меня, если будет больно или неприятно. Останови меня, если поймешь, что больше не хочешь.
Ее пальцы почувствовали влагу, и сердце в груди дернулось, будто чокнутое, и в ушах зазвенело, и глаза сами собой закрылись, чтобы убрать зрение, чтобы отдать власть другим чувствам, чтобы усилить — как будто это было возможно! — ощущение нежной кожи под пальцами, и дрожащих ладоней, вцепившихся в ее собственные бедра.
Она стиснула зубы, чтобы не спешить, чтобы легонько касаться, двигая пальцами вверх-вниз, чтобы вытерпеть безумное желание проникнуть внутрь, подстроиться под ритм поднимающихся и опускающихся бедер, и дать волю собственным чувствам — яростным, диким от ожидания, долгого, мучительного ожидания.
— Тебе не страшно сейчас? — вопрос вырвался из горла с хрипом.
И ответ прозвучал с хрипом тоже:
— Мне хорошо. Мне очень хорошо.
Услышав это, Элайза больше не смогла ждать. Она опустила руку чуть ниже, и немного нажала, и легко проскользнула внутрь, не сумев сдержать возглас восторга и упоения.
Она ждала, что Алисия снова испугается, но та лишь поднялась бедрами навстречу, будто приглашая, давая разрешение, будто говоря: «Я готова. Я готова для тебя».
Там, внизу, было так влажно, так нежно, так упоительно тесно, что Элайза не смогла удержаться: ее рука будто сама собой задвигалась, с каждой секундой все набирая и набирая темп.
— Тебе… не… страшно? — задыхаясь, спросила она снова.
— Господи, нет, — простонала Алисия. — Пожалуйста, не спрашивай меня больше.
И она перестала спрашивать. Губами впилась в плечо Алисии, правой рукой сжала грудь, а левой задвигалась еще быстрее, подстраиваясь под темп ритмично двигающихся бедер.
Лежать на столе было ужасно неудобно, и лопатки болели от соприкосновения с жестким деревом, и ягодицы ныли от трения о шершавую поверхность, но какое это имело значение, пока на ней лежала и извивалась от удовольствия самая восхитительная, самая волшебная, самая хрупкая девушка на свете? Какое это имело значение, пока ее пальцы погружались в удивительно пахнущую влажность, и ласкали, и изгибались внутри, и выходили наружу только чтобы через мгновение снова ворваться внутрь аккуратным движением.
Алисия стонала, и эти стоны только усиливали ощущение восторга, наполняющее тело. В них слышалось: «я твоя», и «я хочу еще», и «господи, как прекрасно», и «сделай так снова».
Ее ягодицы прижимались к низу живота Элайзы, и снова приподнимались, и опять опускались вниз.
Секунда за секундой, минута за минутой, без смущения, без стеснения, без оков, вообще без ничего — как будто ни стен шатра не было вокруг, ни стола под ними, ни расставленных кругом факелов. Как будто остались только они вдвоем, и влажность, ставшая практически общей, и капли пота на сплетенных телах, и громкое «Я больше не могу», и тихое «Можешь, конечно же, можешь», и чувство, что это и есть счастье, и еле слышное «я люблю тебя», неизвестно кем произнесенное, но услышанное и подхваченное обеими.
***
— Мне пора возвращаться.
— Нет.
— Что значит «нет»? Мои люди ждут меня.
— Я знаю. Но не могу отпустить тебя. Не сейчас.
Они сидели на земле, поверх расстеленных одна на другую курток: внизу Алисия, а сверху, оседлав ее бедра и прижавшись животом, Элайза.
— Идем со мной в Розу? Там у меня есть постель, на которой мы сможем провести ночь.
— Ты же знаешь, что я не могу.
— Знаю.
Она наклонилась и поцеловала Алисию в припухшие губы. Шевельнула бедрами, подразнивая, и засмеялась, когда провокация удалась и Алисия с силой вцепилась в ее ягодицы.
— Мне нравится, когда ты смеешься.
— А мне нравится, когда ты улыбаешься.
И это было действительно так: Алисия и впрямь улыбалась, командующая — никогда. Улыбка делала ее похожей на юную прекрасную девушку, хрупкую и уязвимую, и Элайза была рада, что эта улыбка достается только ей одной.
— Мне немного больно, — пожаловалась Алисия, — но это другая боль, приятная.
— Главное, когда поедешь верхом, садись боком, — со смехом посоветовала Элайза. — Не повторяй ошибку, совершенную мной в прошлый раз.
Она ждала, что Алисия снова улыбнется, но та вдруг стала очень серьезной.
— Почему ты не хочешь вернуться со мной в Люмен? Ты и твои люди… Вы могли бы…
Элайза вздохнула.
— Потому что когда я рядом, ты слишком уязвима. Сама подумай: если люди Офелии будут знать, что у тебя появился кто-то близкий, как много из них захотят это использовать?
— Ты боишься за себя? — нахмурилась Алисия. — Я смогу тебя защитить.
— Я боюсь за тебя. Потому что если тебе придется меня спасать, никто не сможет поручиться за твою жизнь.
Алисия недовольно повела плечами и Элайза поцеловала ее, языком слизывая это неудовольствие с припухших губ.
— Пока мы не найдем предателей и не поймем, кого и зачем искала Офелия, нам лучше сохранять два оплота Нового мира, и ты знаешь это не хуже меня.
— Розу может возглавить кто-то другой. Не ты.
— Например? Кому ты сможешь довериться настолько, насколько доверилась мне?
Алисия промолчала. Элайза и без того знала ответ: никому. Если уж начала подозревать Титуса, то и все остальные автоматически попадали под подозрение. Если в Люмене действуют шпионы Офелии, то это могут быть кто угодно.
— И что будет дальше? — спросила Алисия. — Так и будем встречаться в походном шатре, расставив охрану на достаточном удалении, чтобы быть в безопасности и чтобы…
— И чтобы они не слышали наших воплей, — вместо нее продолжила Элайза. — Да. Пока не выясним, что затеяла Офелия и кто действует от ее имени в Люмене — да. Пока не перевезем наших людей на безопасный остров — да. Пока открыться будет означать рискнуть твоей жизнью — да.
Она снова поцеловала Алисию, пресекая дальнейшие споры.
— Когда в следующий раз захочешь провести со мной переговоры в лесу, попроси охрану прихватить покрывало, — шепнула на ухо, лаская его языком. — То, что мы делали сегодня и то, что мы делали в первый раз — не единственный способ доставить друг другу удовольствие. Этих способов очень много, и, клянусь, я собираюсь попробовать с тобой каждый из них.