– Но наконец-то, что творится кругом…
– Не нашего это ума дело, – перебил его нищий, – это творится наверху, над нашими головами. Еще выше творится и многое другое: солнце восходит, луна прибывает и убывает. Вот это меня действительно интересует.
Он глотнул из кувшина и сказал:
– Какая славная, свежая вода!
Затем он прибавил:
– Как вы находите эту воду, ваше сиятельство?
– А как ваше имя? – спросил, в свою очередь, маркиз, не отвечая на его вопрос…
– Мое имя – Тельмарк, а мое прозвище – Попрошайка или Нищий. Меня прозвали также «Стариком». Да, вот уже сорок лет, как меня зовут «Стариком», – прибавил он.
– Сорок лет! Да в то время вы были молоды!
– Я никогда не был молод. Вот вы, господин маркиз, всегда останетесь молодым. У вас такие же прыткие ноги, как у двадцатилетнего юноши; вы без труда взбираетесь на высокую дюну. Мои же ноги совершенно отказываются служить мне; пройдя с четверть мили, я уже чувствую усталость. Мы, однако, приблизительно одних лет с вами. Но богатые люди имеют за собою то преимущество, что они едят каждый день. А хорошая еда сохраняет человека.
Помолчав немного, нищий продолжал:
– Вот что ужасно, что есть богатые и бедные. Это-то и вызывает катастрофы. Мне, по крайней мере, так кажется. Бедные желают быть богатыми, богатые не желают становиться бедными. Вот в этом-то и вся суть. Я, впрочем, в это дело не вмешиваюсь; события идут своим чередом. Я не стою ни за кредитора ни за должника. Я знаю, что если существует долг, то нужно заплатить по этому долгу. Вот и все. Я предпочел бы, чтобы они не убивали короля, хотя я и сам не мог бы толком сказать, почему бы я этого желал. На это мне отвечают: «А как же в прежние времена вздергивали людей на деревьях ни за что ни про что?» Вот видите ли, я собственными глазами видел, как за несчастный выстрел из ружья, сделанный по королевской лани, повесили человека, у которого была жена и семь человек детей. Нечего и говорить – неправы и те и другие.
Он опять помолчал и затем продолжал:
– Впрочем, как я уже сказал вам, я в эти дела не вмешиваюсь. Вокруг происходят такие-то события, все суетятся. Я же гляжу на звезды и молчу.
Тельмарк опять задумался на минуту и затем прибавил:
– Я немножко костоправ, немножко врач, я знаком с разными травами, извлекаю пользу из всяких растений, крестьяне часто видят меня рассматривающим то, что, по их мнению, не заслуживает внимания, и всему этому я обязан репутацией колдуна. Я размышляю, а они воображают, что, значит, я знаю.
– Вы здешний уроженец? – спросил маркиз.
– Я никогда не покидал этих мест.
– И вы меня знаете?
– Без сомнения. В последний раз я видел вас в последний ваш приезд, два года тому назад. Тогда вы отправились отсюда в Англию. А вечером я заметил какого-то человека на вершине дюны, человека высокого роста. Высокие люди здесь редкость: в Бретани почти все низкорослы. Я стал всматриваться, – я ведь только что прочел публикацию. «Эге!» – подумал я. А когда вы спустились вниз, я, благодаря лунному свету, вас сразу же узнал.
– Я, однако, вас не знаю.
– Вы видели меня, но это, пожалуй, все равно, что вы меня не видели, – и Тельмарк-Попрошайка прибавил: – А я вас видел. У прохожего – одно зрение, у нищего – другое.
– А я вас раньше встречал?
– Часто, ибо я не раз просил у вас милостыни. Я обыкновенно сидел на дороге возле вашего замка. Вы частенько бросали мне монету; но дело в том, что тот, кто дает, не смотрит, а кто получает – всматривается и наблюдает. Нищий – это тот же шпион. Но я, хотя мне и не весело живется, стараюсь не быть злым шпионом. Я протягивал руку, вы видели только протянутую руку, и вы бросали в нее ту милостыню, которая мне необходима была утром, чтобы не умереть с голоду вечером. Иногда мне приходилось голодать целыми сутками. Порой даже грош – это спасение жизни. Я обязан вам жизнью, – я вам ее возвращаю.
– Да, это правда, вы спасаете меня.
– Так, ваше сиятельство, я вас спасаю, только с одним условием, – прибавил Тельмарк серьезным голосом, – с тем условием, чтобы вы являлись сюда не для того, чтобы причинять зло.
– Напротив, я являюсь сюда для того, чтобы сделать добро.
– Ну, и прекрасно! А теперь давайте спать, – проговорил нищий.
Они улеглись рядом на постели из водорослей. Нищий тотчас же заснул. Маркиз, несмотря на свою усталость, посидел некоторое время в задумчивости, затем, сквозь темноту, пристально посмотрел на нищего и, наконец, тоже лег. Растянуться на этом ложе было все равно, что растянуться на земле; он воспользовался этим для того, чтобы приложить ухо к земле и прислушаться. Под землей раздавался какой-то глухой шум. Известно, что звук особенно хорошо передается почвой. Слышен был гул колоколов: то продолжал гудеть набат.