– Вам известно, господа, – только это тайна, величайшая тайна, молчание до самого момента взрыва! – Вам одним известно здесь мое имя.
– Мы унесем его с собою в могилу, – ответил Буабертло.
– Что касается меня, – сказал старик, – то я не назову его, хотя бы мне угрожала смерть.
И затем он вошел в свою каюту.
III. Смешение дворянства и разночинства
Капитан и его помощник снова поднялись на палубу и стали, разговаривая, прохаживаться по ней. Темой их разговора был странный пассажир.
– Мы вскоре увидим, каков он в роли вождя, – прошептал Буабертло на ухо Лавьевиллю.
– Пока мы знаем только, он принц, – ответил Лавьевилль.
– Да как сказать.
– То есть во Франции-то он просто дворянин, но в Бретани – принц.
– Так же как Тремуйли и Роганы.
– Он, кстати, в родстве с ними.
– Но во Франции, при дворе короля, – продолжал Буабертло, – он такой же маркиз, какой я граф, а вы шевалье.
– Ну, двор-то этот теперь далеко. Про него можно, пожалуй, сказать: поминай как звали.
После некоторого молчания Буабертло продолжал:
– Что делать! За неимением французского принца, приходится довольствоваться принцем бретонским.
– За неимением дроздов… нет, за неимением орла, удовольствуемся вороном.
– Коршун бы, по-моему, лучше, – проговорил Буабертло.
– Конечно! Все же когти и клюв! – согласился Лавьевилль.
– Посмотрим.
– Да, – продолжал Лавьевилль, – пора, наконец, чтобы явился настоящий предводитель. Я согласен с мнением Тентеньяка, что все, что теперь нужно, это – предводитель и порох. Видите ли, капитан, я знаю почти всех возможных и невозможных вождей; бывших, настоящих и будущих: но ни одного из них я не считаю той умной головой, которая нам теперь необходима. В этой чертовской Вандее необходим генерал, который был бы в то же время и прокурором. Нужно надоедать врагу, оспаривать у него каждую мельницу, каждый кустик, каждый ров, каждый камешек, дразнить его, пользоваться всем, следить за всем, беспощадно убивать, запугивать, не знать ни сна, ни покоя. В настоящее время в этой мужицкой армии встречаются герои, но нет вождя: Д’Эльбе – ничтожество. Лескюр[21] – болен, Боншан[22] – склонен всех миловать и щадить; он чересчур добр, а это неразумно. Ларошжаклен[23] превосходен, как второстепенный деятель; Сильц недурен в открытом поле, но не годится для партизанской войны; Кателино[24] – наивный извозчик, Стоффле[25] – хитрый лесной объездчик, Берар – тупица, Буленвилье – просто смешон, Шаретт[26] – ужасен. Я уже не говорю об этом цирюльнике Гастоне. В самом деле, почему, черт возьми, мы придираемся после этого к революции и какая же после того разница между нами и республиканцами, если мы сами назначаем парикмахеров начальниками над дворянами!
– Дело в том, что эта проклятая революция начинает отравлять и нас.
– Это просто какая-то короста на теле Франции.
– То есть короста, собственно, только на третьем сословии, – ответил Буабертло. – Одна только Англия может помочь нам в этом деле.
– И поможет, вы в этом не сомневайтесь, капитан.
– Да, но пока все это очень некрасиво.
– Конечно! Всюду какое-то мужичье. Монархия, имеющая главнокомандующим какого-то Стоффле, бывшего лесного объездчика у господина де Молеврье, ничем не лучше республики, имеющей министром Паша[27], сына швейцара герцога де Кастри. Прелестные парочки встречаются в этой Вандейской войне; с одной стороны, пивовар Брассер, с другой – парикмахер Гастон.
– Нет, любезный Лавьевилль, я несколько иначе смотрю на этого Гастона. Он действовал совсем недурно, находясь под начальством Гемене. А как он расстрелял триста синих, предварительно заставив их самих вырыть для себя могилу! Ведь это очень недурно!
– Великая важность! И я точно так же поступил бы на его месте.
– Кто же в этом сомневается! И я так же…
– Для войны, – продолжал Лавьевилль, – нужны дворяне. Это дело рыцарское, а не парикмахерское.
– Однако в этом, так называемом третьем сословии, – возразил Буабертло, – встречаются почтенные личности. Возьмите, например, этого часовщика Жоли. Он раньше был сержантом во Фландрском полку, а потом сделался предводителем вандейцев и командует теперь отрядом на побережье; а его сын – республиканец, так что отец служит белым, а сын – синим. Оба отряда встретились, произошла стычка, отец берет сына в плен и убивает его из пистолета.
– Молодец! – воскликнул Лавьевилль.
– Да, настоящий роялистский Брут.
– А все-таки нет ничего веселого в том, что нами предводительствуют разные Кокеро, Жан-Жаны, Мулены, Фокары, Бужю, Шуппы.
21
Лескюр Луи Мари (1766–1793) – французский политический деятель, маркиз, один из вождей восстания в Вандее. Был тяжело ранен в бою и при отступлении умер.
22
Боншан Шарль Мельхиор Артур (1760–1793) – французский дворянин, маркиз, в качестве волонтера принимал участие в войне за Независимость Соединенных Штатов. Во время восстания в Вандее был избран крестьянами вождем одного из отрядов. Скромность и военный талант принесли ему непререкаемый авторитет у восставших. В битве при Шалэ 17 октября 1793 г. был смертельно ранен и вскоре скончался.
23
Ларошжаклен Анри (1772–1794) – французский дворянин, принимал деятельное участие в восстании в Вандее, возглавив его после смерти д’Эльбе. Убит в сражении при Нуалье.
24
Кателино Жак (1759–1793) – один из вождей восстания в Вандее, обнаружил блестящие военные способности. После взятия Сомюра провозглашен «главнокомандующим католической королевской армией». Погиб при штурме Нанта.
25
Стоффле Никола (1751–1796) – один из руководителей восстания в Вандее, после смерти Кателино возглавил восстание. Попал в плен к республиканцам и был расстрелян.
26
Шаретт де Ла Контри Франсуа Атаназ (1763–1796) – французский морской офицер, один из лидеров восстания в Вандее. Потерпел поражение, пытаясь поддержать со своими силами высадку роялистского десанта, и был расстрелян.
27
Паш Жан Никола (1746–1823) – деятель Великой французской революции, жирондист, впоследствии примкнул к якобинцам. Занимал посты военного министра и мэра Парижа. Был сторонником террора. После падения Робеспьера отошел от политической деятельности.