Хозяева крупных гостиниц соперничали друг с другом по части музыкальных номеров, которыми они услаждали публику. Первым знатоком музыки среди всех содержателей гостиниц считался Мик Мэньон, недавно купивший ресторан «Биржа». Уоллес Браунлоу нередко пел у него в баре. Пэдди Уилен старался перешибить его тем, что держал у себя в гостинице целых три пианино, а наиболее важным из своих посетителей подавал виски в хрустальных бокалах.
Вайолет О’Брайен пела теперь у него в ресторане в те часы, когда не была занята в баре. У Мак-Суини до сих пор главным козырем была официантка Клара Фагот, получившая такую кличку за свое красивое контральто, но это положение изменилось, когда в небольшом зале рядом с баром за пианино села Лора Брайрли.
Динни был против этого; он уговаривал Лору отказаться от предложения Мак-Суини и позволить ему, как старому товарищу ее мужа, позаботиться о ней и об Эми. Он обещал это Олфу, говорил Динни, и обязан сдержать слово. Но Лора была самолюбива и упряма, ей хотелось сделать все по-своему.
— Вы напрасно так беспокоитесь, мистер Квин, я умею постоять за себя, — заявила она.
Динни отнюдь не был в этом уверен. Впрочем, он почувствовал некоторое облегчение, когда узнал, что Мак-Суини с самого начала принял меры, чтобы заставить своих посетителей относиться к Лоре с должным почтением. Большинство старателей и рудокопов были всегда подчеркнуто учтивы с женщинами. Это считалось делом чести. Если, бывало, какой-нибудь забулдыга позволял себе оскорбить официантку, в дело тотчас шли кулаки — и грубиян мгновенно вылетал за дверь. Но за последнее время в городе развелось столько разного сброду, что теперь ни за что нельзя было поручиться, особенно если кому-нибудь из этих головорезов приглянется хорошенькая женщина: нагрузившись виски, они развернутся вовсю.
— Вот что, ребята, — сказал Тим Мак-Суини в первый же вечер, когда Лора села за пианино в гостинице «Звезда Запада». — Миссис Брайрли согласилась играть для нас часок-другой по вечерам. Вы можете слушать ее, милости просим; хотите — сидите здесь, в зале, хотите — в баре, как вам больше нравится. Но чур не сквернословить в присутствии дамы, предупреждаю! Кто не умеет держать себя прилично, может проваливать.
— Ладно, Тим! — небрежно процедил кто-то из угла. — На наших приисках старатели всегда умели уважать женщин. Но ты ведь, я полагаю, не станешь мешать парню попытать счастья у такой аппетитной бабенки?
Мак-Суини влепил нахалу такую затрещину, что тот кубарем полетел со стула. Мужчины, выпивавшие у стойки, насторожились и подмигнули друг другу. Так вот оно что! Мак-Суини сам делает заявку на эту симпатичную вдовушку! Вот почему он так печется об ее добром имени! Ну, он-то уж никому не позволит стать себе поперек дороги.
Тим Мак-Суини был здоровенный толстяк средних лет с красным лицом и редкими седеющими волосами, добрый и прямодушный. Он славный малый, говорил про него Динни Квин. Честность и прямота сделали Мак-Суини популярным среди всех жителей прииска. Будучи человеком состоятельным, он решил поставить свою гостиницу на широкую ногу, чтобы она не уступала лучшим отелям прииска, и не пожалел на это затрат. Богатые иностранцы и управляющие рудниками, не задумываясь, ехали с вокзала прямо к Тиму Мак-Суини. Каждый обладатель толстой чековой книжки знал наперед, что у него в гостинице он не бросит своих денег на ветер.
Тим гордился своей гостиницей: ее первоклассными винами, первоклассными ваннами и не менее первоклассными официантками. Контральто Клары и медные волосы Джесси Грей превозносились от Лейк-Вью до самого Маунт-Хоуп. Но Динни Квину было не по душе, что имя вдовы Олфа Брайрли попадет в список ресторанных аттракционов или будет слишком часто упоминаться вместе с именем Тима Мак-Суини. Он знал, какие пойдут сплетни, когда миссис Брайрли сядет в ресторане за пианино. Но что Лора может выйти замуж за Тима Мак-Суини, это ему и в голову не приходило.
Глава LXVIII
Хэннан когда-то тоже видел немало веселых ночей и шумных пирушек, хотя они, разумеется, никак не шли в сравнение с теми попойками, которые устраивал какой-нибудь удачливый старатель в бурные дни кулгардийского процветания. Динни помнил, как Большой Мак и его товарищ продали свои участок за двадцать тысяч фунтов стерлингов, промчались по городу на шестерке лошадей, взяли приступом трактир Эллиота, раздобыли откуда-то духовой оркестр и поили всех шампанским до утра.
Динни был и на той знаменитой пирушке, которую закатили лондондеррийские ребята, когда продали Золотую Скважину, и помнил, как Фло Робинс, самую популярную в то время официантку, выкупали в шампанском! Но чтобы нашлись такие олухи, которые — пусть даже очумев от виски — стали бы прикуривать сигару или разжигать трубку пятифунтовой бумажкой, это уж враки, говорил Динни. Может, какой-нибудь шут гороховый и выкинул такую штуку, чтобы похвалиться своими деньгами, но Динни этого видеть не приходилось.
Старик Мэт Лаверс, работавший теперь дворником в гостинице «Восходящее солнце», хвастал, что он мыл ноги шампанским, когда ему однажды посчастливилось напасть на хорошую жилу. Мэт женился на официантке и перевел на нее все деньги, а она сбежала с каким-то молоденьким англичанином. Да, да, женское коварство — вот что доконало его, а виски здесь ни при чем, божился Мэт. После исчезновения жены Мэт пил беспробудно, и Динни говорил, что это сведет его в могилу.
В Курналпи или в Кэноуне тоже бывали случаи, когда какой-нибудь золотоискатель, одурев от удачи и попоек, принимался стрелять из пистолета по бутылкам на полках за стойкой, отбивая горлышки. Но в Хэннане пирушки уже давно не сопровождались таким буйным разгулом в стиле «плевал я на то, сколько это стоит». Дни, когда старатель получал огромные деньги за богатое месторождение, навеки, казалось, отошли в прошлое. Быстрое истощение залежей Лондондерри, Богатства Наций и Карбина заставило возможных покупателей проникнуться чрезвычайной осторожностью. А когда начался застой, к любому предложению о продаже участка стали относиться с недоверием.
Два-три рудника перешли из рук в руки, да несколько старателей, притащившихся с отдаленных участков, получили чистоганом за свое золото. Но общий застой в делах заставлял отказываться от прежних безумств; старатели предпочитали теперь вкладывать свои денежки в какое-нибудь солидное предприятие вроде трактира или плодородного участка земли, вместо того чтобы пропивать их с товарищами за одну ночь на веселый старый лад.
Но когда Билл Король и Кварц-Обманка явились в Калгурли из Мульгабби, где они продали свой участок английскому синдикату за шесть тысяч фунтов стерлингов, все заговорили о том, что Билл собирается закатить попойку у Мак-Суини. Едва слух об этом распространился по городу, все повалили в трактир.
Собрались почти все старожилы прииска: Динни и Сэм Маллет, Тупая Кирка и Большой Джим, Клери Мак-Клерен и Янки Ботерол, Тэсси Риган и… словом, целая толпа.
Билл Король был широко известен тем, что устраивал попойки всякий раз, как только ему представлялась такая возможность. Он приехал на прииски в 1893 году и был сначала погонщиком, потом напал на хорошую залежь в Кукини и полновластно распоряжался там, сунув за пояс револьвер и сворачивая на сторону скулы каждому, кто пытался усомниться в его правомочиях. Билл требовал, чтобы его называли «Королем Кукини» и держал лагерь в порядке, подобно тому как Миллз из Курналпи делал это на своей стоянке.
Джек Миллз завоевал уважение всех золотоискателей в Курналпи. Этот человек чист, как стеклышко, говорили про него, вот уж на кого можно положиться, что он по справедливости рассудит любой спор — будь то из-за карт или из-за участка. Но Билл Король был парень бешеный и задиристый. И слишком кичился своей меткостью: не раз, желая показать какому-нибудь надоедливому пришельцу, кто тут хозяин, он пускал в него пулю с таким расчетом, чтобы она пролетела у того возле самого уха.