За фургоном Мэрфи следовало два других, и рядом тоже шагали владельцы наваленного на них имущества. Весь день продолжался этот отъезд. Из окрестных лагерей в людской поток вливались все новые толпы старателей. Запоздавшие спешили нагнать первую партию. К вечеру в Южном Кресте едва ли оставалось пять-шесть здоровых мужчин.
Старатели шли по старому тракту, некогда проложенному Хэнтом, топографом, который лет тридцать назад отправился на поиски новых пастбищ.
Дорога тянулась, извиваясь, то по каменистой земле, то по склонам отлогих волнообразных холмов, через леса, где росли дикая вишня, каучуковое дерево и низкорослые эвкалипты, стволы которых, покрытые нежно-розовыми пятнами, выделялись точно колонны на темной зелени кустов; через дебри дубков с темными листьями, с естественной нарезкой на тонких бронзовых стволах; по гребням железняка, казавшимся издали голубыми; по долине, где дробно стучали колеса и ровнее звучали шаги через заросли акации, сандаловые рощи, чащи терновника — в страну солончаковых земель. Приблизительно через каждые шестьдесят миль между громадными валунами, похожими на спящих мамонтов, попадались водоемы с пресной водой. А у подножия обнажившихся гранитных пород лежали мочажины, где тоже можно было найти воду.
Недавно прошли сильные дожди. Время года было благоприятное: воды по пути сколько хочешь, трава ярко зеленела. Золотоискатели шли, поднимая облака красной пыли; над ними простиралось голубое небо. Днем солнце нестерпимо жгло, а ночи были холодные.
— Нам некогда было посиживать у костров и переливать из пустого в порожнее, — рассказывал Динни. — Каждый слишком спешил добраться до цели. Прошагав целый день, человек спал, точно колода. Бывало, еще слышишь, как позванивают колокольчики лошадей в кустах, задремлешь у тлеющего костра, и глядь — уже светает и Мэрфи бранится, будя Олфа или еще кого-нибудь из молодых парней, чтобы они пошли за лошадьми. Сорванец Пэдди уже кипятит воду, и каждый готовит себе что-нибудь перекусить перед тем, как отправиться дальше.
И когда все пускались в путь, Олф Брайрли обычно затягивал «Джона Брауна» или еще что-нибудь, и каждый, кто как мог, подпевал, хотя голоса наших парней скорее напоминали карканье ворон, чем пение. И другие впереди и позади тоже подхватывали. А если они не знали, что поет Олф, они просто горланили какую-нибудь старинную песню. Олф каждый день пел любовную песенку в честь своей девушки. Он приехал из Виктории, когда в Южном Кресте был самый разгар бума, надеясь как можно скорее разбогатеть и жениться.
— Красивый был дьявол, этот Олф Брайрли, такой широкоплечий да статный, и лицо открытое, честное, — рассказывал Динни. — Впрочем, — и при этом в его голубых глазах вспыхивала лукавая усмешка, — все мы были в то время парни хоть куда: сил, надежд, задору — хоть отбавляй. Никогда еще на разведку не отправлялась партия таких крепких, ладных молодцов, как те, что шагали с первой партией по дороге в Кулгарди.
Семь дней шли они с утра до ночи. Динни неустанно ковылял впереди, хотя нога ныла, как больной зуб, мистер Гауг по ночам стонал во сне — его так обожгло солнцем и так были натерты ноги, что он едва мог идти. Но все равно они поднимались каждый день на рассвете, пускались в путь вместе с фургоном Мэрфи, упорно, автоматически шагали впереди всех и считали мили, пока первые пятьдесят не остались позади. Затем, увидев, что они все-таки одолели часть пути и что каждый день приближает их к желанному Эльдорадо, они приободрились, начали шутить и болтать на ходу, а вечерами, после ужина, покуривали, лежа у костров.
— Все-таки надо отдать справедливость мистеру Гаугу — во время этого похода он был неплохим товарищем, — продолжал Динни. — Я видел и похуже. Он мужественно терпел все, а это было нелегко для такого изнеженного малого, как он.
Он, видно, понял, что хоть он и «его высокородие мистер Моррис Фитц-Моррис Гауг», но в таком деле, как поход старателей, это ему ничем не поможет. Правда, мы сначала звали его «мистер» и были чрезвычайно вежливы. Однако заставляли в очередь со всеми разводить костер и кипятить котелок с чаем. Мы это делали в отместку за миссис Гауг, потому что видели, как она за ним ухаживала, даже дрова пыталась сама колоть, и когда мы с Олфом отбирали у нее топор, уверяла, что это для нее сущие пустяки. И у себя в доме мистер Гауг очень нос задирал; иной раз прямо зло возьмет, точно мы пустое место. Но в походе называться «мистер» обидно, когда все друг дружку зовут просто по имени.