— Кто считается с населением приисков? Вот скот в Кимберли—это другое дело! — заявил Динни на одном из собраний. — Похоже, что законы для нас пишут быки и коровы. Так немудрено, если правительство всячески притесняет старателей. Но мы, я полагаю, не станем этого терпеть. Правильно говорит Мэллоки О’Дуайр: «Мы требуем самоуправления для наших приисков!»
Новый закон о добыче золота, изданный сэром Джоном Форрестом, привел к совершенно неожиданным для него самого и весьма серьезным политическим последствиям: требование расширенного представительства в парламенте переросло в мощное движение за отделение приисков от южных областей и за выход из-под юрисдикции правительства Форреста.
Уже много лет мечта об объединении всей Австралии в единое национальное государство жила в сердцах людей, любивших свою страну. Все больше голосов раздавалось за объединение независимых друг от друга штатов в федерацию. На съезде представителей всех штатов было принято решение — поддержать идею создания федерации. Когда в Новом Южном Уэльсе население высказалось в пользу федерации, сэр Джон Форрест пообещал провести референдум и среди населения Западной Австралии. Однако он всеми силами противился созданию федерации и под тем или иным предлогом оттягивал проведение референдума.
Все понимали, что за этим крылось стремление консервативного меньшинства — крупных землевладельцев Запада — удержать в своих руках контроль над вновь открытыми природными богатствами страны. Такая перспектива никак не улыбалась населению приисков. Оно высказалось за федерацию и объявило сэра Джона изменником, предающим национальные интересы Австралии. Мысль о выделении приисков в самостоятельный штат и включении его в состав федерации сразу пустила глубокие корни и получила самую широкую поддержку населения.
По мере того как борьба старателей за свои права ширилась и ожесточалась, Салли все больше и больше втягивалась в эту борьбу. Она посещала митинги и собрания, во время демонстраций выходила на улицу вместе с детьми и громко приветствовала проходивших демонстрантов. Она кормила у себя многих старателей и без устали ходила по городу, собирая среди лавочников и трактирщиков деньги для семей заключенных. Моррис никак не мог понять, почему Салли с таким жаром отдается этому делу, и нередко выражал свое недовольство.
— Какого черта ты принимаешь так близко к сердцу всю эту историю? — ворчал он.
— Что ты хочешь сказать? — накидывалась на него Салли. — По-твоему, я должна сидеть сложа руки, когда кругом творится такое беззаконие и людей бросают в тюрьму ни за что ни про что?
— Не кричи на меня, — огрызался Моррис. — Я говорю только, что ты совсем извелась со всеми этими митингами и сборами денег, вот и все.
— Ах ты господи! — Салли очень устала, и ей трудно было говорить спокойно. — Разве эти люди не выручали меня, когда мне приходилось туго? Как же я могу теперь не помочь им, если это в моих силах? Да и притом они борются не только за себя, а и за всех нас, за всех, кто живет на приисках.
— Знаю, знаю, — буркнул Моррис. — Я помогаю старателям деньгами, и большего от нас не требуется.
— Нет, требуется! Все, что только в наших силах сделать, — все требуется, — горячо возразила Салли. — Динни говорит, что это низость и трусость — сидеть вот так, забившись в свою нору, и спокойно глядеть, как другие борются за тебя.
— То, что говорю я, не имеет для тебя, по-видимому, никакого значения. Важно только то, что говорит Динни.
— Не глупи, Моррис! — Салли ласково улыбнулась ему, стараясь загладить невольную обиду. — Ты же сам знаешь, что Динни прав.
Салли так горячо отдавалась борьбе старателей потому, что чувствовала то же, что и они, болела за них душой так же, как Динни. Их нужды были ее нуждами, как и всякого, кто добывал хлеб своим трудом.
Вместе с тем теперь Салли было легче отогнать от себя всякую мысль о Фриско. Все знали, что он выступает против старателей заодно с промышленниками и финансистами. Этого Салли не могла ему простить. Она ненавидела его теперь и ненавидела себя за то, что позволила ему целовать себя, за то, что отвечала на его поцелуи. Ее мучил стыд, словно она предалась врагу; что бы она ни делала для старателей, ей все казалось мало. Поэтому, когда заболел Пэдди Кеван, она самоотверженно ухаживала за ним, как ухаживала бы за любым из старателей в те дни.