— А что там произошло? — спросила Салли.
— Несколько туземцев убежали с овечьей фермы, которая принадлежит двум братьям Андерсонам, — ответил Динни. — Андерсоны разыскали туземцев и пригнали обратно. Держали их без воды и пороли веревками с узлами; пороли всех подряд—мужчин, женщин, детей… Две туземки и один туземец умерли под кнутом. Еще шесть туземцев тоже едва не отдали богу душу. Но одному удалось ускользнуть, и он все сообщил полиции.
— Я помню этот случай, — сказал Моррис. — Дело слушалось в суде несколько месяцев назад.
— Правильно, — подтвердил Динни. — Один из Андерсонов умер от лихорадки еще до суда, а другой был присужден к пожизненной каторге. Ты помнишь, как судья говорил о «бесчеловечном истязании девушек, почти детей» и как он крикнул этому негодяю: «Вы совершили страшное, отвратительное преступление — жестокое, преднамеренное убийство троих людей».
— Туземные расы знают нас главным образом по нашим преступлениям, — пробормотал Крис Кроу.
— А что сталось с Маританой? — спросил Динни, нарушая снова овладевшее всеми молчание.
— Маритана приходит иногда в город, — отвечала Салли, давая ребенку грудь. — Калгурла говорит, что она живет где-то около Маунт-Берджесса с каким-то белым — кажется, его зовут Фред Кэрнс. У них куча детей, лошадь и рессорная двуколка.
— Фред Кэрнс? Долговязый такой парень, похожий на сушеную рыбу?
— Да, да, он самый, — подтвердил Моррис угрюмо. — Неприятный тип.
— Бедная Маритана! — вздохнула Салли, вспоминая юное создание с прекрасными карими глазами, пугливое и грациозное, как серна. — Знаешь, Моррис, она называет себя метиской, и я уверена, что это так. Она сама рассказывала мне, как двое белых похитили ее мать, — вот почему в ней есть что-то, отличающее ее от других туземных женщин.
— Да, надо полагать, что солдаты из хэнтовской поисковой партии и беглые каторжники не особенно церемонились с местными женщинами, когда те попадались им в руки, — промолвил Динни.
— Это было еще до первого похода в Кулгарди, — заметил Моррис. — Много воды утекло с тех пор.
Разговор оборвался; Моррис и Динни погрузились в молчание, попыхивая трубками. О чем они сейчас думают? — спрашивала себя Салли, стараясь проникнуть в их мысли. Вероятно, о том, как все изменилось с тех пор, как впервые старательские партии вышли из Южного Креста и разбрелись в разные стороны в поисках золота. Какая здесь была глушь! Огромные неисследованные пространства безводной, заросшей кустарниками пустыни простирались тогда из края в край. Даже трудно поверить, что целые города успели вырасти с тех пор среди этой пустыни; вырасти, расцвести и, как Кулгарди, снова обезлюдеть.
Та же участь грозила и Калгурли, несмотря на железную дорогу и проект орошения, все еще суливший «реки чистой воды, которые потекут через прииски». Калгурли по-прежнему страдал от кризиса, хотя Моррис уверял, что на бирже появились некоторые признаки оживления. Но рудники закрывались один за другим, и на приисках были сотни безработных рудокопов, которые вместе со своими семьями влачили самое нищенское существование в жалких, полуразрушенных лачугах. А сотни старателей уехали искать счастья в Клондайк.
Немало было людей, которые сомневались в том, что кризис когда-нибудь кончится. Они предрекали, что очень скоро Калгурли превратится в такой же заброшенный рудничный поселок, как Кулгарди, и только ряды пустых домов, два-три трактира да несколько полуразрушенных рудников вокруг будут напоминать о том, как кипела когда-то жизнь в этом городе, который звался «жемчужиной приисков». Но старожилы не разделяли этого пессимизма. Они фыркали, слушая мрачные предсказания и не теряли веры в добрый старый Боулдерский кряж, опоясавший город Калгурли.
Моррис, словно желая подбодрить Салли, указал ей на грязные клочья дыма, медленно ползущие в тихом ночном воздухе, залитом неярким светом луны.
— Зэб Лейн говорит, что сейчас разрешается проблема сернистых руд, которой нас все время стращают, и что на Боулдере дела скоро опять пойдут на лад.
— Ему и книги в руки, — заметил Динни сухо. — Надо полагать, что дела пойдут на лад, как только это станет выгодно промышленникам. Но только прежнего не будет, Морри. Времена не те.
— И мы уже не те, — промолвила Салли.
— Вы правы, мэм, — и мы не те. — Во взгляде Динни, брошенном на Салли, промелькнуло участие. — Вот кой у кого из ребят достало ума на то, чтобы смотаться отсюда после продажи первого же хорошего участка. Билл Иегосафат, например, осел на землю. Уехал на Восток, как только они с Джонсом Крупинкой продали свое месторождение в Леоноре. У него теперь ферма где-то около Риверины.