В этом смысле уличные перформансы, которые начались в 1991 году, были во многом связаны с той экономической ситуацией, которая возникла 1 января 1991 года, хотя и не только с ней. Идея делать какие-то выступления на улице была и до этого.
Во время «Взрыва новой волны» мы снимали фильм на пленке 16 мм, который в силу финансовых причин не был доснят. Центральная сцена фильма снималась на Красной площади: люди едят колбасу — отрезают куски, и на каждом написана черта того политического режима, который существовал в то время в России, в 1990 году; человек съедал кусок, после чего начиналась символическая мизансцена. Это не был еще перформанс, но внешне в общем-то выглядел именно таковым — был поставлен стол, и три человека ели колбасу, а потом, обожравшись, падали на Красную площадь. Эта акция называлась впо-
следствии «Цена 2,20». Колбаса за 2,20 была самой распространенной — то есть была колбаса за 2,20 и за 2,90, и всё. Это была акция и одновременно центральная сцена фильма с одноименным названием. Каждый отрезанный кусок колбасы обозначал начало следующей главы фильма.
Это в некотором смысле критика всех областей жизни в СССР в то время. Батон колбасы — это метафора страны.
Мероприятие, которое мы провели 31 декабря 1990 года, стало неким эпиграфом к тому, чем мы занялись в 1991 году «в полный рост». Мы всегда планировали как-то оригинально праздновать Новый год, и тот не был исключением — мы придумали перформанс. Мы относились к нему скорее как к развлечению, нежели серьезному высказыванию. Мы решили взять мой холодильник, положить в него бюст Ленина и вытащить на Красную площадь, затем бюст достать и его продавать — устроить аукцион. Этот тяжеленный холодильник надо было каким-то образом доставить на Красную площадь. Гусаров пошел ловить машину — и смог поймать «хлебную» машину, которая за бутылку шампанского довезла нас до Музея Ленина. Мы выгружаемся у музея и понимаем, что вдвоем не донесем. Я пошел на Красную площадь толкать речь, чтобы найти помощников, прибежали какие-то панки отмороженные, пошли помогать. Взяли холодильник, как гроб на плечи, вместе с пятью-шестью панками и стали бежать, чтобы менты не могли остановить на скорости — так мы, как бревном, и пробили Красную площадь. Поставили холодильник перед Мавзолеем, начали веселиться, к нам подбежали какие-то люди, критики, которых мы заранее позвали — Александра Обухова и другие. Началось веселье, Ленина никто так и не стал покупать. Самое удивительное, что мы смогли увезти холодильник обратно — нам помогли случайно встреченные ребята, которые запомнили нас по фестивалю, а он им очень понравился.
Уже в новом, 1991 году, мы в течение трех-четыре? месяцев пытались организовать мероприятие в ДК —
все наши усилия ни к чему не приводили. Идея сделать акцию с надписью «хуй» на Красной площади была у меня уже давно, но в этот момент я понял, что нужно переходить в ситуацию непосредственного конфликта. Эта акция состоялась 18 апреля 1991 года, она планировалась как настоящая боевая операция, как некий вызов тому состоянию дел в экономике и политике, которое сложилось в СССР. Акция была приурочена к «Закону о нравственности», с которым мы были на тот момент совершенно несогласны.
Он вышел 15 апреля 1991 года, по нему запрещалось ругаться матом в общественных местах — за это теперь полагалось 15 суток.
Акция делалась довольно авантюристично. Я рассчитал, что на это слово нужно тринадцать человек, но часть нашей группы, которая называлась движение «Э.Т.И.»11 испугалась и на встречу не пришла. Пришли Александра Обухова, Милена Орлова, один анархист, я и Григорий Гусаров. Этого было явно недостаточно, и тогда мы пошли вербовать каких-то волонтеров в режиме онлайн — поехали к памятнику Гоголю, где в то время тусовались панки и хиппи.
Я стал какую-то зажигательную речь кричать, а так как уже довольно долго выступал на Арбате, то навострился общаться с народом, и мы сагитировали несколько человек. Все люди, которые пришли, жутко 2
испугались, одеревенели. Надо начинать — и я просто реально стал их физически класть, так как они были просто обездвижены, орал на них. Нам все равно не хватало одного человека — тринадцатым был Гусаров, но он отвлекал в это время милицию. Мы договорились, что он в конце подбежит. Но тут я ложусь и вижу, как мимо какой-то молодой человек проходит, и я ему «Ложись! » — и молодой человек лег, на фотографии даже видно, что он «прилег», так сказать. Снимал это все наш знакомый корреспондент из «Московского комсомольца» и даже французское телевидение — пятый канал3.