Лежали мы буквально секунд тридцать, потому что сразу подбежала милиция, стала за волосы таскать, потом еще смешно говорили, что «хуй» за волосы поднимают. Притащили нас в отделение милиции и стали спрашивать, что мы такое сделали. Я сказал, что мы выкладывали разные геометрические фигуры — треугольники, квадраты, супрематизм в общем. Милиция переписала наши адреса и отпустила.
Этим же вечером Гусаров мне показывает проявленные фотографии, а от меня требовалось дать согласие на публикацию в «Московском комсомольце». Когда я увидел снимки, то понял, что надо публиковать, уже сделали — отступать некуда. Мы дали отмашку, с утра появляется маленькая публикация, и с утра же мне в дверь звонит милиция с обыском — по полной программе. В это время мы с Пименовым написали книжку-памфлет «РРР» (Революционнорепрессивный рай), такой оригинально структурированный текст, смысл которого заключался в том, что мы брали какую-то цитату из левых теоретиков, переосмысляли и составляли лозунг. На обложке было написано «Ты наш враг», а «РРР» — уже на внутренней стороне. Все публикации идут на левых страницах, а на правых написано «Правые страницы — чтоб им пусто было». Сейчас я бы это назвал
настоящим юношеским анархизмом. Внутри этой книги было большое количество всяческих иллюстраций. Она была сделана мной рукописно, но растиражирована на ксероксе. В этой книжке была одна порнографическая картинка — сфотографирован минет и написано «Винтовка дает власть», цитата из Мао Цзэдуна. У меня эти книжки просто открыто лежали, и когда мент взял эту книжку — я думал, что это конец, ведь за распространение порнографии тогда можно было уже срок получить. Мне повезло, что мент, пролистывая, открыл на какой-то странице, где было написано «Люди будут сношаться везде, где, как и когда хотят» (цитата американского анархиста Джерри Рубина4), посмеялся, закрыл и дальше смотреть не стал.
Меня отвезли в отделение милиции и начали довольно жестко допрашивать. Там сидела женщина в гражданской одежде, интересовалась, хотели ли мы связать это слово с именем Ленина. Я сказал, что если бы хотели, то я бы тире поставил. Меня стали допрашивать и вести протокол, а так как я тогда был наблатыкан на структуралистский жаргон, то начал им на нем все это рассказывать — всякие «сингулярности», «знаки», «дискурсы». Они все это честно записывали, милиция, надо сказать, была довольно наивна — сейчас так бы уже не действовали.
Я был отпущен под подписку о невыезде, мне инкриминировали статью 206 часть 2 — «Злостное хулиганство, отличающееся по своему содержанию исключительным цинизмом или особой дерзостью». Обычно эту статью применяют к людям, которые дрались с применением кастета или ножа, но никого не убили, либо при рецидиве хулиганства, дают от года
до пяти лишения свободы. Я попал в достаточно неприятную ситуацию, потому что мне было всего 22 года, и с моральной точки зрения это тяжелое давление — приходилось через день ходить в милицию, давать показания.
Милиция хотела очень быстро — за две недели — завершить расследование и устроить показательный процесс. Так как мы акцию приурочили к «Закону о нравственности», то были очень хорошим материалом, чтобы проиллюстрировать то, как этот закон действует. Я был настроен на то, чтобы пойти на суд и сказать о них все, что думаю. Но Гусаров мне сказал, что этого ни в коем случае нельзя делать, а ему было 27 лет, он был человек опытный. Потом я узнал, что в советских судах, да в общем-то и сейчас, оправдательных приговоров в первой инстанции о,1 %. Сам Гусаров убежал в Литву, которая тогда уже фрондировала против СССР, но при этом начал собирать всякие документы — ходатайства из общества «Мемориал» и прочее. Я получил бумажку от режиссера Сергея Соловьева, где он писал о том, что мат можно использовать в особых случаях. Было набрано большое количество ходатайств, и буквально за три дня до августовских событий5 дело было закрыто за отсутствием состава преступления.
Когда произошли августовские события, в которых я принимал участие, я туда пошел с мыслью, что если сейчас ГКЧП победит, то нас опять по новой
раскрутят. Уже потом у меня было много встреч с органами нашей безопасности по разными причинам. Помимо акции «Против всех» я работал вместе с ними в политическом имиджмейкинге в 19951996 годах, в «Фонде эффективной политики» Глеба Павловского. Мне рассказали, что хотели на суде сделать главным Гусарова, а не меня, мне не хотели давать срок. На то были две причины. Первая и самая главная заключалась в том, что мой дедушка был генерал-майор НКВД, в 1937 году посажен по делу Тухачевского, а в ФСБ и КГБ до сих пор существует правило, что своих сразу не сдают, и оно распространяется на детей, особенно пострадавших от сталинских репрессий. Вторая — я был сирота.