ческое достоинство и возможность быть человеком. Безусловно, она провоцирует банальные интерпретации: например, галерист Джеффри Дейч, указывая нг стоящего на четвереньках Кулика, говорил американской публике, что это человек, вышедший из ГУЛАГа, С другой стороны, проблематика животного и человеческого необычайно глубока и интересна. Кулику не удалось ее представить с фундаментальной точки зрения, однако он не философ.
Здесь есть такая распространенная дифференциация художников, которая разделяет их на три категории: жрецы, воины и торговцы. Я — жрец, Бренер, безусловно — воин, а Кулик — это торговец. Здесь не идет речи об каком-то уничижении, но Кулик, безусловно, наиболее коммерчески успешный и, я бы сказал, коммерчески ориентированный художник.
Коммерческая ориентация проявляется в том, что он был наиболее востребован. И вся его перфор-мансная деятельность была очень даже рецепти-рована в западном контексте. Конечно, это может сделать только коммерчески ориентированный человек. Если понимать коммерцию в широком смысле, а не только в узком, как продажу произведения искусства. Не об этом идет речь, а о возможности продать себя.
Он из нас троих (включая меня и Бренера) последним начал заниматься перформансом, потому что ему — именно как торговцу — необходимо было убедиться, что подобного типа деятельность имеет какой-то спрос. Ему надо легитимировать свои действия.
У него была одна выдающаяся работа у галереи Гельмана и другая — в Цюрихе3. В Цюрихе, безусловно, это был героический жест, когда он без како-
го-либо договора с организаторами выставки стал делать перформанс. Это была выставка, посвященная Пиросмани, Александр Шумов имел к ней отношение и внедрил Кулика.
Вообще про Кулика как-то тяжело говорить.
Этот перформанс, который он делал напротив входа в галерею Гельмана вместе с Сашей Бренером, безусловно, самый иконографический перформанс 1990-х. Я и Бренер критиковали Кулика. Бренер это выразил наиболее лапидарно и емко, что всегда ему удавалось. Он написал в одной из своих книжек, что собака — это неплохой актер системы Станиславского. И наша критика в то время была направлена на то. что если ты становишься собакой, то это значит претерпевать становление собакой, а не играть собаку. Для того чтобы претерпевать становление собакой, не нужно вставать на четвереньки, бегать, лаять, поднимать ногу, писая как собака. Эти движения имеют отношение к пантомиме театральной, но не имеют отношения к тому, чем занимается современное искусство. Современное искусство не показывает то или иное существо, а стремиться претерпевать становление этим существом.
По этому поводу у нас была достаточно жесткая и, надо сказать, достаточно справедливая критика.
Но если саму эту критику критиковать, то мы не учитывали, конечно, такой важнейший в изобразительном искусстве аспект, как создание образа. То есть для создания образа в ряде случаев можно пойти и по пути театрализации. В принципе, этот перформанс Кулика, как и большинство его перформансов, чрезвычайно театрализованный. Но в то же время эта театрализация позволила ему создать образ собаки. Если бы он претерпевал становление собакой, возможно, образ ему не удалось бы создать. Ибо становление нерепрезентативно.
То есть его не всегда или почти никогда невозможно увидеть. Или, скажем, если ты увидишь, то не вполне поймешь. Вообще, вся эта тематика собаки, че-ловека-собаки, она, конечно, углублена в историю искусства, да и вообще в историю человечества. Как
известно, киники — античные философы. «Кинос» — это собака в переводе с древнегреческого. Философы-собаки. И это сопоставление человека и собаки обладает глубочайшей историей и традицией. Так, например, художник Слепян, уже отказавшись, правда, от собственного имени и называвший себя Эриком Пидом (анаграмма имени Эдип), написал рассказ «Как я стал собакой». Упоминание об этом рассказе, об этом опыте вошло в книжку «Тысяча плато», где Делёз и Гваттари анализировали идею Эрика Пида — идею становления собакой. Так вот, когда он там становился собакой, он, естественно, не гавкал и не бегал на четвереньках, а пытался надеть ботинки на ноги, и еще что-то. То есть, Эрик Пид действительно пытался становиться собакой, претерпевать становление собакой.
Что касается Кулика, то он в основном играл, хотя, конечно, у него были элементы становления. Безусловно, ибо если ты играешь, то какой-то своей частью ты претерпеваешь становление. Это тоже свойство Кулика, вытекающее из его коммерческой ориентации, из его торговых свойств. Потому что торговцам необходимо создать какой-то продукт, который можно продать, продать в широком смысле этого слова.