Заходим в коридор, здесь тепло, стучимся в нужную дверь, открывает учительница.
– Ох, ничего себе сюрприз! – с деланым весельем говорит она, а может и не с деланым, а бахнула по случаю праздника? – Заходите! Толя вырос как! А что с сумкой, из дома выгнали, решил у меня пожить?
Мы смеемся все втроём. Комната большая, метров восемнадцать, туалет и душ в бараке общие, в конце коридора, там же находится умывальник на четыре раковины, а кухни общей нет. Поэтому в комнате у учительницы имеется и газовая плитка, и стол для приготовления пищи.
– Сейчас чайник поставлю, – заторопилась математичка.
Ходит она с помощью костыля, но на ногу, вроде, наступает.
– А у нас и шампанское есть! – выпалила Фаранова.
– Шампанское! Детям? А вы уже взрослые что ли? – говорит учительница, а у самой чертенята в глазах.
– Это папа передал, – говорю я и достаю шампанское и конфеты. – А это от моей бабули!
На столе появляются банки с соленьями.
– Это ещё зачем? – взгляд Веры Николаевны строжеет.
– Бабушка сказала, а я ей не смог отказать, не хочу расстраивать, болеет она, – говорю правду я.
При слове «болеет», математичка оттаивает, представляя себе больную бабушку, которой нельзя отказать. Ей и невдомёк что у бабушки насморк всего, который почти и не заметен, но я не соврал… почти. Так, военная хитрость.
– А я из дома взяла шоколадку и конфетки! – так радостно восклицает Фаранова, доставая лакомства, что не взять их нельзя!
Это как ластящегося маленького котёнка пнуть. А вот колбаска ещё, и я запихиваю палку среди банок, для малозаметности. Вера Николаевна опять набирает воздух, очевидно для отказа, как Алёнка опять кричит дурным детским голоском:
– И шишка!!!!! Толя мне подарил, а я вам принесла! Сказал, сам лазил за ней! А давайте её на ёлку повесим!
Фаранова засуетилась, ища нитку, потом пыталась прицепить шишку к нескольким веткам в банке на окне, такая вот у учительницы ёлка была. Создала столько шума и гама. Короче, отказать ребёнку было никак нельзя, и вот уже больная послушно чистит апельсинку с толстой кожей. Я достаю котлеты и даю Фарановой, чтобы та разложила по тарелкам. Котлетки свежепожаренные и пахнут одуряюще. Замороженные котлетки идут в сетку, я верно предположил о наличии таковой за окном.
Сидим, пьём чай, кушаем котлетки. Я рассказываю, как попал на краевую олимпиаду по математике.
– Толя, откуда в тебе это взялось? Дур.. ээ…, неуч же неучем был, – с трудом находит слова учительница.
Фаранова перебивает меня своим рассказом про районную олимпиаду по физике, где её засудили.
Потом мы болтаем про всё подряд, и Вера Николаевна, наступив на горло своему педагогическому образованию, наливает нам шампанского на донышке. Я иду мыть посуду, под протесты женщины. В конце коридора рядом с умывальником стоит любопытная пенсионерка, солидных форм женщина.
– Родственники, что ли, приехали? – задаёт мне вопрос она.
– Ученики, а есть у вас у кого ломик? Надо перед входом сбить наледь на ступеньках, – говорю я.
– Инструмент около входа стоит, – с готовностью отзывается пенсионерка. – Надо же, ученики. То неходЮт, то приходЮт.
Я отнёс посуду, накинул куртку и вышел на улицу. И веник и совок, и что-то вроде багра, стояли около входа, я не заметил их, когда заходил. Начинаю работу, сбиваю наледь, подметаю. Жаль, золы нет посыпать, или песка. За этим занятием меня застаёт Алёнка.
– Тебя Вера Николаевна потеряла! Говорит, ушёл! Я ей сказала, ты без меня не уйдёшь, – смеётся Аленка.
– Всё, уже заканчиваю, не стой тут раздетая, – командую я и выпроваживаю Алёнку в барак.
Сам размышляю. То, что я увидел, мне не понравилось – в комнате неприбрано, вода только в чайнике, да есть бачок для воды в комнате, но он пустой, я проверил. Я, конечно, его заполню, а в будущем кто будет это делать? Не представляю как на костылях прыгать с чайником из конца коридора в комнату. Отца познакомить с ней? Да нет, алкоголик не подарок как жених. В школу надо идти, и там строить и коллег-педагогов и учеников? Но там каникулы. Хотя каникулы у детей, а у взрослых, вроде, рабочие дни. Пусть берут шефство! С легким сердцем возвращаюсь назад.
– Толя, ты зря там убирался, у нас дворник есть, приходит из ЖЭКа, – выговаривает Вера Николаевна, хотя видно, что ей приятна моя забота.
– Пустяки, мне всё равно тренироваться надо, я же спортсмен, – отмахиваюсь я и понимаю, что про бокс они и не в курсе.
Пришлось рассказывать и про спорт, и, похоже, мне не поверили! Решили, мол, привирает парень, хочет перед девочкой похвастаться.
– Вера Николаевна, а правда, что вам платят всего 60% от зарплаты? – вдруг в лоб спросила Алёна.
– И это ещё хорошо, в этом году закон изменили, могли бы 50% как раньше платить. Да и скоро меня уволят со школы, я ставку занимаю, а больше четырех месяцев на больничном нельзя находиться, – удивляет меня женщина.
Не знал я таких подробностей в нашем светлом прошлом! Пытаюсь возражать, и мне дают кодекс о труде РСФРС. И точно!
Не допускается увольнение работника по инициативе администрации в период временной нетрудоспособности (кроме увольнения по пункту 5 настоящей статьи).
А этот пятый пункт гласит:
5. Неявки на работу в течение более четырех месяцев подряд вследствие временной нетрудоспособности, не считая отпуска по беременности и родам, если законодательством Союза ССР не установлен более длительный срок сохранения места работы (должности) при определенном заболевании. За рабочими и служащими, утратившими трудоспособность в связи с трудовым увечьем или профессиональным заболеванием, место работы (должность) сохраняется до восстановления трудоспособности или установления инвалидности.
– Ну, потом обязаны обратно взять, вот только, сколько выздоравливать буду – неясно, у нас в поликлинике нет рентгена, даже проверить не могу, как заживает нога, а в район ехать не на чем, – говорит как есть учительница.
– Есть на чём! Сегодня поговорю с папой, он вас отвезёт, – влезает в разговор вдруг Алёнка с перемазанными шоколадом губами.
Вера Николаевна смотрит на неё и неуверенно говорит:
– Да неудобно, что вы будете со мной возиться!
– Ерунда, папа в отпуске, Олег, младший брат, поможет тоже! Завтра едем в район! – довольно восклицает девчонка.
Единственную дочку в семье, где пять пацанов, любят, и ей не откажут, я в этом уверен. Так что одной проблемой меньше. А вот со школой я поспешил, надо другой путь искать. Собираемся домой, я, взяв бачок в комнате учительницы, заполнил его водой, вынес мусор, и мы тепло попрощались. Проводив Аленку до дома, получил заслуженный поцелуй в щёку и довольный пошёл домой.
Дома батя устроил допрос, что и как. Я рассказал как есть. Мол, по хозяйству ей тяжело, денег мало, но я что-нибудь придумаю. Завтра, вон, её Фарановы повезут на машине в больницу, например.
– Эх, хорошая девка, – вздохнул отец. – Помню, в прошлом году двойка за год у тебя выходила, я ей мясо принёс, так не взяла! Забесплатно с тобой занималась.
Нихрена себе. А я думаю, чего она меня весь май оставляла после уроков в прошлом году, и вдалбливала всякую муть в голову!
Ложусь спать, на завтра у меня куча дел – хочу к Галинке зайти, зайти к родителям Зины, она просила передать им письмо и свёрток, Кондрату обещал дров помочь наколоть. Топим мы в деревне все углём, но в баню, сами понимаете, лучше дрова. Ну и поход в универмаг, за одеждой к бабе Свете, директору магазина, по старой схеме, короче. Бабуля уже договорилась, сняв с меня мерки по приезду, мне только примерить надо будет и решить – брать или не брать. Утром я вношу ещё один пункт в свою повестку – сходить в школу. Да, я ничего своим взрослым мозгом не придумал, мои дружки Кондрат и Похаб не сильно любят математичку и это взаимно, они мне помогать не будут, отца не хочу привлекать по причине его пьянства, а бабуля – старая. Фаранова? Не уверен, хотя мама у неё верующая.
Подоив корову, иду по холодку, и, замерзнув, решаю заскочить к родителям Зины. Дома мама и младший брат, сразу уйти не получилось, пока рассказал, всё, что знал про дочку, пока чай попили, время прошло. Пока пили чай, мама считала деньги! Да, в свертке были деньги, переложенные по краям дощечками, так, что не прощупать, и замотаны, заклеены бумагой. Я, оказывается, вез с собой чужих семьсот рублей, уж не знаю, за что да на что. Нормально, да? Я сумку бросал, как хотел, а в аэропорту вообще уснул! Могли ограбить.