Но репутация у Варфоломея была последняя, белая горячка у него, вот и строчит.
Горячка не горячка, а дострочился до органов, окаянный.
Подъехал как-то чужой «уазик». Выходят двое, нездешние, в серых кепках. Не стучатся даже, скинули щеколду и в дом. Клава одна была: кто такие? Хоть и не из пугливых баба, смекнула быстро, что начальство.
Усадила за стол, предложила воды, молока.
– У нас информация имеется. Во дворе у вас проживает иностранец, без прописки. – Достали документ из папки: – Индийский слон. Это что за кличка шпионская?
– Не кличка это, это ему название. Я вот человек, а он слон. Дусей зовут.
– Издевается баба. Ишь, партизанка, где прячешь? Выводи Дусю.
Клава повела их к сараю. Ноги шли еле-еле, боялась она таких, городских в кепках. Еще с материных рассказов боялась.
– Вот, смотрите, подарок индийских коммунистов, бумагу имеем, дарственную.
– Говорю, издевается баба, где иностранец-то? Ишь, зоопарк прям у ней.
– Вот он иностранец и есть, доку́мент хотите? Щас вынесу, в избе он у меня, в комоде.
– А почему тебе подарок? У тебя там родственники?
– Колхозу подарок был, а нам отдали, потому как у мене муж непьющий.
– А чо это он непьющий?
– Да он обещал, если кота ангелы вернут, так пить бросит. Вот и бросил.
– Ангелы? Кота вернуть? Что вы мелете, гражданка, откуда кота?
– Из рая прямиком, да вы у него спросите, он сам расскажет.
– Кого? кота? Может, и слон у вас что-нибудь расскажет? И бить не придется?
– Хинди-руси дружжба навек, – отчаянно протрубил Дуся, – камммунист Ганннди!
– Судьбинушку не желаете предсказать? – забулгачил кот.
Кепки попятились.
– Ты, гражданочка, пропиши слоника, чтоб район не беспокоился.
– Ага, может, и кота прописать, и гуся заодно? Тогда пристроечку полагается, за государственный счет, – осмелела Клава.
– Да, чтоб иностранцы не подумали, что живем плохо, у Дуси пятнадцать метров с Шариком на двоих. Где это видано, чтоб слоны в тесноте такой жили? Как батрак до революции! – гундел им вслед Еропка.
– Ну что, натерпелись страху? – бодрилась Клава.
– После исторического двадцатого съезда нам нечего бояться. Ну, сошлют нас? A мы и так не в столицах живем! – рассуждал гусь. – Вон, Мотоцикл у нас знаменитый. Не тронут.
Мотоцикл, вернувшись из рая, стал публичный святой.
Многие приходили посмотреть, дотронуться, спрашивали судьбу и просили исцеления.
Кот смотрел ласково, морду не воротил, но и не обещал.
– Там располагают, – многозначительно говорил он страждущим и закатывал глаза.
Председатель и агроном выспрашивали о видах на урожай.
– Трудитесь, и воздастся вам, – сурово отвечал кот.
Многим истерически казалось, что над ушами у него нимб светится, кот пугался, как бы уши не обгорели.
– Hу все, все на сегодня, устал я, по домам расходитесь.
И как Бог все это терпит? Изо дня в день? Сами, что ли, жить не могут? Провидение им подавай! Эх, человеки, радости с вас – одна сметана…
Кира Стерлин
АЗБУКА ДЛЯ ОДНОГО
Стена покрашена так ровно, что все время хочется ткнуть ее гвоздем или ключами. У меня нет ни того ни другого – есть кровать, маленькая тумбочка и книга с чужими словами.
В жизни все через задницу – я с удовольствием потерял бы память, а у меня отняли слух.
Если бы не слова, дни стали бы похожи на осенние вечера в старом бабушкином доме. Там я забирался под одеяло, включал фонарик и сидел тихо-тихо. В конце концов я будто исчезал в тягучей тишине, пахнущей гарью и сыростью. Все дело было, конечно, в тлеющих листьях. Сейчас дело совсем в другом.
Слова путаются в голове. Каждое утро их хочется выстроить нарядной армейской шеренгой и провести по плацу памяти, отдавая честь. Вместо этого я кружу вместе с ними и смотрю в желтую стену.
Вчера я написал, что хочу компьютер. Сестра молча кивнула головой. Молча… Какой же я все-таки идиот. Утром принесли старый ноутбук и поставили на тумбочку. Теперь у меня есть отличная шпаргалка, осталось только придумать, как ею пользоваться.
Мне приходит в голову идея сделать собственную азбуку. Азбука для глухого джентльмена. Прекрасное название для английского романа, вы не находите? Я нахожу. Я все время что-нибудь нахожу. Взамен потерянных слов…