Выбрать главу

— Штаб-квартиру чего?

— Нашей компании, которая будет заниматься жилищным строительством. Цин-Макинтош. И возвращением эмигрантов. Может, мы откроем еще и филиал — университет Цина. Ты помнишь, мы говорили с тобой об Азиатском университете? И у меня есть еще идея, которую я хочу с тобой обсудить. Если дела пойдут на лад, Гонконгу нужен будет аэропорт для грузовых авиаперевозок. Что ты на это скажешь?

— Альфред, ты понимаешь, что ты мог сегодня умереть, если бы не нашел меня?

— Я нашел тебя. Если бы я прожил хоть сто двадцать лет, я бы все равно не понял, почему эта гуйло так любит предаваться отвлеченным размышлениям. Это все равно что блуждать в темноте.

Викки смотрела, как штурвал поворачивался словно невидимой рукой — шлюп стоял на автоматическом управлении. Она никак не могла прийти в себя. Альфред так рисковал своей жизнью. Он мог утонуть, и все ради того, чтобы попросить ее вернуться домой. Назвала бы ее мать это «мужским поступком» или чистым безрассудством? Но Альфред не был заурядным авантюристом. Он храбрый человек и рисковал своей жизнью и своим сердцем.

Викки коснулась его лица. Он выглядел таким усталым.

— В будущем году я вернусь в Гонконг, если он будет еще жив. Вернусь и буду бороться за свой хан. Спроси меня тогда.

— Ты выбрала самое худшее время для «каникул», Викки. Что бы ни случилось в этом городе, оно случится в ближайшие двенадцать месяцев. Не время смотреть со стороны и ждать.

Викки выключила огни, словно хотела сбежать от него, но слышала, как его привязанный виндсерфер бьется о корпус шлюпа.

Альфред устало вздохнул.

— Я скажу тебе, почему ты бежишь, — проговорил он. — Ты бежишь потому, что ты такая же, каким был твой отец. Ты отказываешься делить с кем-либо то, что принадлежит Макфаркарам, и ты отказываешься жить со мной. Ты хочешь вариться во всей этой чертовщине в одиночестве.

— Ну и что?

— Если ты считаешь, что права, это путь в пустоте. Или в пустоту. Ты что, хочешь ждать, пока тебе стукнет столько же, сколько было твоему отцу, и только тогда по-настоящему отдать себя кому-либо? Ты заслуживаешь лучшего. Это чистый бред. На самом деле ты очень щедрая и великодушная женщина.

— Ты не знаешь меня, Альфред.

— Когда-то, очень давно, я был с тобой в постели. Память остается.

— Постель — это еще не вся жизнь, — парировала Викки. — Но спасибо тебе за то, что ты это сказал.

Она задрожала, одернула себя и оглянулась на красный горизонт.

— …Если честно, это здорово, что ты так сказал. Ты именно это имел в виду?

— Такие женщины, как ты, не каждый день появляются на свет.

Если бы она прожила хоть сто двадцать лет, даже тогда она не забыла, как он летел к ней в облаке капелек воды. До сегодняшнего вечера она никогда не думала, что Альфред — романтик. Но он был таким. Больше, чем храбрым, больше, чем «с мужским началом», — он был настоящим романтиком. Он весь искрился надеждой, а что может быть романтичнее?

— …Ты знаешь, Альфред, на все эти проекты, о которых ты так мечтаешь, надо очень много денег.

— Много денег, — повторил он терпеливо.

— Гонконгцы будут особенно осторожны в местных инвестициях в ближайшие несколько лет.

— Чертовски осторожны…

— А Китай — глухая стена.

— Глухая каменная стена. Никаких займов из Китая.

— Итак, мы договорились до иностранных инвестиций.

— Деньги гуйло, — согласился Альфред. — Единственные инвестиции, которые нам светят в ближайшие годы, потекут из Англии, Европы и Штатов.

— Но это дастся нелегко.

— Очень трудно. Но мы можем сделать это, Викки. Мы можем.

— Тебе придется поставить на карту все, чего ты достиг, чтобы уговорить их. Особенно это касается Китайской башни.

— Цин-Китайской башни.

— Я не шучу, Альфред. Ты собираешься рисковать всем ради спасения города, который… Мы не знаем, можно ли его спасти вообще.

— Но он стоит того, чтобы попытаться это сделать.

Викки вытянула ноги и положила их на скамейку напротив. Альфред вышел из темноты. Его сильные пальцы всегда безошибочно знали точку, где нужно нажать.

— Альфред, как это здорово!

— У нас может быть и все остальное.

Викки оглянулась назад на красные огни за кормой — казалось, свет пульсирует высоко в небе. Альфред увидел, как она улыбается.

— Чему ты улыбаешься?