— Грот перенапряжен, — сказала мать из темноты.
Викки подалась в сторону грота, но мать остановила ее:
— Похоже на то, что кто-то забыл закрепить эренс-бакштаг, когда ты брала риф. [23]
Викки почувствовала руку матери на штурвале. Что ж, тем лучше. Она пошла вперед, отцепив свой леер от стеклиня кокпита, и пристегнула его к стеклиню на наветренной стороне борта, прежде чем ступить на палубу. Мать была права. Хотя Викки и не могла видеть парус в темноте, она чувствовала тем не менее, что он слишком сильно надулся. Викки нащупала механизм эренс-бакштага и сделала несколько оборотов лебедкой, выравнивая парус.
— Теперь гораздо лучше, — прокричала Салли; ее голос приглушался ветром, и действительно, когда Викки вернулась в кокпит, яхту не так сильно кренило и штурвал слушался лучше. Облака затянули звезду, на которую она ориентировалась.
— Двести десять, — сказала мать, когда она включила освещение компаса.
— Да, я знаю.
— Разве это не роскошный вид? — спросила Салли.
Викки взглянула на нее и увидела в слабом свете компаса, что мать потягивает мартини из длинного бокала.
— Ты поела, мама?
— Я не голодна.
— Какова сводка погоды?
— Порядок. Небольшой ветерок. Ерунда для этой шустрой старушки.
— Никакого тайфуна? — спросила Викки.
— Нельзя сказать с полной уверенностью, но я надеюсь, что нет. Нет, все в порядке. Хотя, похоже, что это будет долгая ночь. На что ты так пристально смотришь?
A-а! Не беспокойся, это пластиковый бокал. Господи, у тебя иногда такой пронзительный быстрый взгляд… словно пригоршня бисеринок в глазах. Они светятся в темноте… Ну, расскажи своей мамочке, как твоя жизнь в Нью-Йорке?
— По-разному.
— Я догадалась об этом утром. Я имею в виду, будешь искать кого-то другого?
— Я же сказала, что это не входит в мои планы.
— Пустяки, планы имеют свойство меняться.
— Но я имела в виду то, что сказала. Я правда хочу быть одна.
— У меня бывали подобные дни, — проговорила мать.
Викки пыталась увидеть ее лицо в темноте. Неужели она и впрямь не догадывается о Вивиан Ло? Вела ли она разговор к внукам или все же ходила по краю пропасти своего самого большого и глубокого страха?
— Мама, как ты думаешь, что отец делал на джонке?
— Даже приблизительно не могу себе представить.
— И тебе не интересно?
— Мы никогда не обсуждаем его бизнес.
— Так это был бизнес?
— Все, что делает твой отец — это бизнес.
— Но эта китайская посудина просто тащилась мимо и…
— Почему бы тебе не спросить у него самого, раз тебе так любопытно знать? — перебила ее мать, откинув голову назад, чтобы осушить бокал. — Пустой. Я должна вернуться.
Она пошла назад к ахтерлюку. [24]
— Где твой штормовой леер? — крикнула ей вслед Викки, но растревоженное море гудело за бортом, и Викки знала, что мать не слышит ее. То, что мать пьет, было второй вещью, о которой она не хотела думать сейчас, и поэтому она просто выбросила это из головы и стала наслаждаться ощущением, что она одна на палубе. Скорость яхты была бодрящей, и море, хотя и возбужденное, все же не было необузданным, гребни и спады волн были предсказуемыми; так что скольжение «Вихря», хотя и нельзя было назвать плавным или легким, было тем не менее не хаотичным, и ритм его менялся незначительно. Из темноты мерцали серебристо-белые всполохи гребней волн, и то тут, то там россыпи звезд, изумительно ярких, вспыхивали в разрывах облаков. Звезды казались ближе, чем всегда, словно их можно было коснуться рукой.
— Команда на палубу!
Смеющийся возглас Хьюго разогнал ее грезы. Брат вылез из люка, ведя за собой отца, Ай Цзи, Салли, Чипа и Питера. Викки отвернулась — вспышка света, вырвавшаяся из люка, ослепила ее. Они расселись по кокпиту, смеясь, и старались рассмотреть что-нибудь за кормой. Постепенно они один за другим умолкли, когда их глаза привыкли к темноте, и они увидели море.
— Боже правый! — выдохнул Хьюго со смесью трепета и восхищения.
— Как она себя ведет, ваше высочество?
— Скорость ветра двадцать пять узлов, порывы до тридцати пяти. Волны идут вслед за нами, и «Вихрь» разгоняется на гребнях. Мне хотелось бы немного замедлить ход.
24