Альфред окинул быстрым взглядом ее офис. Вид из окна был скромным по гонконгским стандартам: «Макинтош-Фаркар-хаус» был окружен новыми, более высокими зданиями, как грибы после дождя, выросшими в районе Козвэй Бэй.
— Какой у тебя классный письменный стол! Это был стол Хьюго?
— Это наш традиционный стол для Номера Второго. За ним обычно сидел мой отец, когда работал у дедушки. Он с английского чайного клипера. [26]Видишь, какие мощные петли дверок, какой он массивный — специально для штормовых морей.
Казалось, Альфред был счастлив слышать каждое ее слово, особенно если оно побуждало ее говорить дольше, чем она собиралась.
— Хонг Фаркаров купил чайные клипера за бесценок, когда появление пароходов превратило их в анахронизм.
— Хорошее дело, — Альфред потрогал отполированную латунную ручку ящика, а потом заметил дверь в стене, трудноразличимую среди тиковых панелей.
— Куда она ведет?
— В офис тайпана.
Альфред понимающе усмехнулся:
— Старые китайцы говорят: «Ответственность без власти приводит к язве». Держу пари, молодому Питеру это не по душе.
— Ты бы выиграл пари.
Питер боролся с Викки за офис Хьюго с его дверью напрямую к отцу, подстрекаемый Мэри Ли. Он был с ней официально помолвлен с лета. Викки не уступила, и Мэри стала относиться к ней враждебно. Это было особенно плачевно сейчас, когда Мэри должна была стать членом их семьи. Но один из важных уроков, усвоенных Викки за время своего участия в делах Макинтошей-Фаркаров, — это разница между мелкими стычками и борьбой за выживание. Стараясь быть поближе к отцу любым способом, она потребовала офис Хьюго ценой того, что она остается.
Но не было никакого обмана, думала Викки: она делала это открыто, и теперь офис был ее — с письменным столом Хьюго и дверью, за которой иногда, даже поздно вечером, ощущалось присутствие отца. Правда, за шесть месяцев она всего пару раз входила в его кабинет без предварительного звонка, хотя во время осеннего кризиса с рабочей силой, грозившего тяжко отразиться на всех прожектах Макинтошей-Фаркаров в колонии, дверь была открыта всю неделю. И вовсе не бедный Питер был ее настоящим противником. В дальнем углу отцовского офиса была особая дверь, которая вела в офис, ранее принадлежавший Джорджу Нг, пожилому компрадору, а теперь там находилась Вивиан Ло, и Викки подозревала, что это именно она ускорила отставку старика Нг и помешала сесть на его место его сыну.
Прошлогодние повстанцы были не единственными возмутителями спокойствия и нарушителями британских порядков в Гонконге. Куда больше шума наделало возвращение на Коулун рынка диких животных. Котята, собаки, медведи и виверры [27]впервые стали доступны китайским гурманам после ста шестидесяти лет. Змеи, конечно, всегда были под рукой, — лениво извивавшиеся в проволочных клетках, — на это колониальные власти закрывали глаза, но до середины девяностых годов китайцы с их пристрастиями к экзотике должны были отправляться в Кантон за лапами или мозгами обезьян. И все же даже теперь, если нельзя было найти нужных деликатесов в городе, они пробирались к границе в поисках подпольных торговцев.
Вивиан бродила по рынку в Монг Коке, до отказа забитому людьми с разной снедью и живностью, — местечку, зажатому со всех сторон узкими улочками, недалеко от дома, где она жила с тетушкой Чен. Овощи маскировали главный товар. Она шла мимо горок сверкающих на солнце редисок и сочных груш, россыпей бобов и белоснежных горок риса. Чуть дальше торговцы лапшой развесили свой товар, как бамбуковые занавески. Потом шли торговцы рыбой — перед ними стояли пластмассовые корытца, в которых плескалась рыба. Туда подавался воздух, накачиваемый через путаницу шлангов. Пахло горячим маслом, свежеразрытой землей и навозом. Пыхтели воздушные компрессоры, клацали кухонные ножи, шаркали метлы в руках подметальщиков, жужжали мухи и шлепали сандалии по истоптанной несчетными ногами земле.
Отучившись в университете за границей, работая с гуйло и заведя роман с Дунканом Макинтошем, Вивиан До обнаружила, что ее натура становится все меньше китайской. Обычно это выражалось в каких-то мелких, неуловимых особенностях восприятия или изменении привычек — так, ей хотелось посидеть и поговорить за столом, а не быстро встать из-за него сразу же после того, как опустошатся несколько одиноко стоящих тарелок, или вдруг возникала потребность в тишине, молчании. Но иногда перемены проявлялись в чем-то более кардинальном. В Англии она научилась ценить личную жизнь, уединение и своего рода анонимность, которых Вивиан никогда не знала в Китае. И глаза ее раскрылись для вещей, которых прежде она не замечала, например страдания животных, оставленных в живых только для того, чтобы стать хорошо сохранившимся парным мясом.
26
27