Аэропорт Кайтак на острове Лантау посреди гавани, все еще недостроенный, был настоящим сумасшедшим домом. Самолет из Пекина прибыл за несколько минут до самолета Викки, и орды китайских бюрократов хлынули штурмовать такси, впрыгивали в разные очереди и пихали остальных своими липовыми пластиковыми кейсами. Поток слов на путунхуа, низвергшийся на головы таксистов-кантонцев с непроницаемыми лицами, вызвал у нее другую, слабую улыбку: своевременное напоминание о том, почему она старается утвердить позиции своей семьи в Штатах — как клана, стоящего во главе отельного бизнеса на побережье, — прежде чем Китайская Народная Республика пожрет Гонконг.
— Мисси! — окликнул ее шофер матери.
Массивный старый «даймлер» сверкал в этом хаосе, как скала в бушующем море. Шофер открыл дверцу, и она скользнула в салон с кондиционером.
— Добро пожаловать домой, Мисси.
— Слава Богу, я вижу тебя, Ай Пин. Где моя мама?
— Тай-Тай сказала, что она будет в отеле «Пенинсула» пить свой утренний кофе.
— Господи! Я собираюсь встретиться с Хьюго. Давай поспешим!
Ай Пин повел машину к мосту Коулун. Викки упорно нажимала кнопки телефона. Отчаявшись застать брата дома, она наконец позвонила ему в офис. Было полдесятого утра — почти на двенадцать часов больше, чем в Нью-Йорке, и на десять градусов жарче — влажное субботнее утро июля 1996 года.
— Мама наверняка меня сразу не отпустит. Давай встретимся в половине двенадцатого.
— А почему бы нам не поговорить на борту?
— Что ты имеешь в виду?
— Мы плывем в Манилу сегодня днем.
— Плывем?Но я здесь по делам своего отеля.
— По делам отеля? Ты прилетела занять кучу денег?
— Ах ты, шельмец! — засмеялась Викки. — Младшие работают, а старшие сидят себе дома и в ус не дуют.
Она и Хьюго быстро стали друзьями, работая вместе. Ее старший брат был в Гордонстауне, а затем в армии, когда она подрастала. Хьюго пребывал в блаженном неведении относительно их соперничества за одобрение отца.
— Разрешите представиться: Шельмец-старший.
— Пошел ты знаешь куда! Я и так провела восемнадцать часов в самолете, чтобы еще куда-то плыть.
— До Филиппин четыре дня. Отец всецело в твоем расположении — он будет твоим собеседником, который никуда не сможет скрыться.
— Ты прав… Господи, подожди! Ведь сейчас сезон тайфунов. Он что, спятил?
Июль был рискованным месяцем для плавания по Южно-китайскому морю.
— Тайпан сказал — проскочим, — с невозмутимым видом ответил Хьюго. Этот непроницаемый тон он усвоил для себя на те случаи, когда нужно было передать кому-нибудь распоряжения отца.
Викки опустила дымчатое стекло, чтобы взглянуть на небо. Оно было голубым над клубившимся в гавани туманом, но кое-где, очень высоко, тощие облака заволакивали его стальной пеленой. По колыхавшимся хвостам лошадей можно было понять, что порывами налетал восточный ветер.
— Но сначала мне нужно поговорить с тобой, Хьюго.
Прежде чемвсе они отправятся в плавание, и наследник Хьюго попадет под влияние чар отца. Брат согласился встретиться в баре яхт-клуба. А теперь, зная, что мать будет выглядеть потрясающе, Викки нужно заняться своим макияжем.
Как это типично для отца, думала Викки. И еще: он никогда не забудет, если она потеряет отель. Простит — может быть… Но она всегда будет читать намек на свой провал в его глазах. Неважно, что Макинтоши, словно дети в дремучий лес, шагнули на арену жесточайшего нью-йоркского гостиничного бизнеса и заплатили слишком много за красивый старый дом всего в одном квартале от самого престижного района. Неважно, что один быстротечный сезон «Голден» был лучшим отелем в городе. Манхэттенский клуб деловых женщин устроил торжественный вечер в честь Викки и ее изящного вклада в развитие гостиничной индустрии Нью-Йорка. Под словами «изящный вклад» подразумевался ее успех в переговорах с профсоюзом, позволившим выписать образцово вышколенный обслуживающий персонал из Гонконга.
Неважно, потому что, сделав смелый рывок в надежде закрепить свой успех, купив легендарный отель «Плаза», она споткнулась о подводный камень в экономике. Неважно, что дерзкая женщина была способна на мужской поступок. Она должна была предвидеть это.
Она перехватила взгляд Ай Пина в зеркале.
— Как дела, Ай Пин?