— Мне нужно приготовить завтрак, а то скоро приедет Вика, — спохватилась я, подняла миску с овощами, зелень и почти бегом направилась к домику.
Влетев на кухню, я высыпала овощи в раковину и холодной водой умыла горящие щеки. «Так, Лара, успокойся! — мысленно приказала я себе, — Не поддавайся соблазну! Он при исполнении служебных обязанностей!» И я принялась за готовку.
Через полчаса стол был почти накрыт. Свежий салат ароматно пах петрушкой и базиликом, красные полосатые яблочки так живописно лежали в вазе, хоть натюрморт пиши. А гвоздем сегодняшнего завтрака была щука, выловленная Маруном нетрадиционным для этого мира способом из соседнего в поселке пруда, которую я жарила, стоя у плиты.
— Ты очень вкусно готовишь, — произнес детектив, неожиданно выхватив у меня из-под руки кусочек жареной рыбы. Отщипнув немного, положил в рот и с наслаждением облизал пальцы. Я тихонько хихикнула. А потом, как бы невзначай, спросила:
— А твоя жена хорошо готовит?
Марун поперхнулся и закашлялся.
— Я не женат, — проговорил он, изумленно вскинув брови, и с интересом взглянул мне в лицо.
А у меня внизу живота стало жарко и легко, но отвести от него глаз я не могла. Накалившуюся атмосферу разрядил звук подъехавшего автомобиля.
Наверное, учуяв вкусные запахи нашего пиршества, в кухню ввалилась Вика, таща за собой огромные пакеты с едой. Мы с Маруном помогли ей рассовать все по холодильнику, который в жизни не вмещал в себя такого изобилия. И потом втроем принялись завтракать. Я старалась не встречаться взглядом с детективом. Но краем глаза видела, что он самодовольно улыбался, уставившись в тарелку. А потом неожиданно посмотрел на меня и, облизнув губы, объявил:
— Я помогу тебе выучить все защитные парадоксы, — и воодушевленно прибавил, подцепив кусочек щуки на вилку, — и тебе надо еще освоить хотя бы парочку магических атак.
— Мы, что готовимся к сражению? — чуть не поперхнулась я помидоркой.
— Громко сказано. Но пойми, на высокие должности в любом из миров абы кого не назначают, — объяснил Бэрс, прожевав рыбу — этот политик, скорее всего, — судья, а значит очень магически силен. Но мы сейчас в Эгоцентриуме, а здесь все маги слабее, чем в любом другом мире. И поэтому твои силы, хотя ты простой помощник архивариуса, может, чуть меньше, чем у судьи здесь.
— А ты значит сильнее его будешь? — заинтересовалась я, сощурив на него глаза.
— В чем-то да, в чем-то нет, — уклончиво ответил Марун.
— А меня ты можешь научить вашим фокусам? — поинтересовалась Вика, воодушевленно обратившись к детективу.
— К сожалению, нет. — Бэрс повернулся к ней. — Каждый человек обладает магией того мира, в котором рожден. Она у людей в крови. Нельзя научиться иномирной магии. Но эта энергия есть у всех. Просто у каждого своя. У нас с Солари — парадоксальная. А у тебя — вдохновенческая, творческая. — объяснял он, смотря на Вику, — А как ею управлять, учат с детства. Конечно, силу можно развить. Но если ты не рождена гением, то есть активным эгоцентриком, то использовать в действии энергию не сможешь. Своей магии во плоти, — Бэрс изобразил пальцами кавычки, — здесь нет, поэтому гении довольствуются той, что открыта им с рождения: любой из девяти возможных. Это особенность вашего мира.
Подруга немного приуныла и с нескрываемым расстройством вышла из кухни на веранду.
— Но ведь ты пользуешься зеркальной магией, — возразила я, разливая по чашкам чай, — хотя ты из Логии.
Марун замолчал, раздумывая, как ответить и стоит ли. Он посмотрел на меня с каким-то задумчиво-оценивающим выражением и, взвешивая каждое слово, тихо проговорил:
— Я — полукровка, то есть наполовину гласс. Моя мать родом из зеркального мира. А отец — парадокс из Логии. Такие, как я — вне закона в любом мире. Поэтому мне приходится скрывать свои способности.
Я завороженно слушала детектива. Его слова отдавали болью и скрытой душевной раной. Сразу было понятно, что он впервые рассказал об этом посторонним. Польщенная таким доверием, я спросила, уступив своему любопытству:
— Почему ты стал дознавателем? Ведь с такими способностями ты мог бы и на судью экзамен сдать.
Марун молчал, медленно потягивая чай.
— Возможно, — согласился он, оторвавшись от чашки — но требовать от других соблюдать закон, когда сам позволяешь себе, скажем так, обходить некоторые правила, было бы несправедливо. Я использую свою природу гласса в исключительных случаях и только для пользы дела. А на своей должности я как раз и могу применить свои умения во благо. Поэтому думаю, что не я выбрал профессию, а она меня. Ведь для дознавателя мои способности ценнее. А судья — слишком уж ответственная должность. Он должен неукоснительно подчиняться букве закона.